Зона номер три

Едва протрезвевший Дема (в Зону его доставили из ресторана «Алый мак», бухим) сообразил, что над ним производят какой-то опыт, как сорвался с лежака, к которому был вроде привязан, и в мгновение ока уложил двух тренированных охранников. У медсестры вырвал шприц и всадил ей самой укол в мягкое место, отчего бедняжка после трое суток мучилась желудочной икотой. Потом вымахнул на двор (как был, в майке и трусах) и попытался пробиться к воротам. По пути Дема посшибал еще трех или четырех сторожей, нанося им страшные лобовые удары, которые впоследствии, когда Гаврюхин уже стал легендой Зоны, получили название «Демины хряки». Охранник у ворот не стал дожидаться, пока Дема доберется до него, и с близкого расстояния прошил ему грудь автоматной очередью. Десятки людей видели, как Дема, дергаясь и голося, истекал кровью посреди двора. Позже, по темноте бойкого мертвяка закатали в кусок брезента и бросили в бездонную ямину на опушке леса, так называемую «братскую могилу», ныне давно заполненную до краев, присыпанную известкой и заваленную землей. В сущности, рядовой, незначительный эпизод из истории Зоны, наплевать и забыть. Убытку на грош, да и шуму немного.

Вторично Дема Гаврюхин обнаружился спустя полгода в восьмом секторе, в одном из самых экзотических уголков Зоны — охотничьи угодья эпохи развитого социализма. Здесь гнали кабана, били лося и — очень дорогое удовольствие! — травили собаками матерого медведя-шатуна. Причем по выбору гостя он мог достать добычу из любого вида огнестрельного оружия, вплоть до того, что всадить в брюхо пушечный заряд, а мог по старинке заколоть зверюгу рогатиной. На рогатину, правда, охотников не нашлось, а вот из реактивной базуки один предприимчивый египтянин медведя как-то срезал. Восьмой сектор представлял собой лесок, окультуренный под непроходимую чащу, и декоративное озерцо с охотничьей избушкой на берегу. Обслуги секторе было всего восемь человек, включая комсомолок-рабынь, банных прислужниц. Дема Гаврюхин служил егерем на испытательном ср Испытательный срок подходил к концу, вот-вот Дема должен был сдать экзамены на специальный пуск и легализоваться, но случайно его опознал один из надзирателей, заскочивший из смежного сектора попариться в баньке. Надзиратель обладая прекрасной зрительной памятью, но и он не поверил глазам, когда в лохматом неприветливом егере различил поразительное сходство с бешеным громилой, застреленным полгода назад в приемном покое. Полный сомнений, он все же доложил по начальству, служба безопасности провела оперативную идентификацию и вывод был однозначный: да, этот псевдоегерь не кто иной, как подстреленный при попытке к бегству и брошенный в известковую ямину Дема Гаврюхин, ведущий инженер НИИ «Импульс». Случай был настолько любопытный, что Мустафа пожелал лично взглянуть на человека, владеющего, по-видимому, секретом воскрешения. Но разговор между ними сложился неудачно. На первый вопрос Мустафы: «Как же тебе удалось мертвому вылезти из ямы, господин Гаврюхин?» — псевдоегерь презрительно бросил: «Пошел нах…, скотина!»

Мустафа сразу понял, что собеседник безумен и ничего путного от него не добьешься, но по инерции поинтересовался:

— Неужто полагаешь, из Зоны можно сбежать?

— Я не собираюсь никуда бежать, — ответил Гаврюхин. — А вот твои кишки, мразь, рано или поздно намотаю на сук.

Мустафа встретился с ним взглядом и, что бывало с ним крайне редко, растерялся. Больное и буйное выражение глаз инженера выходило за рамки его представлений о рабской россиянской душе.

Коротко приказал:

— На крюк негодяя!

Почти сутки Дема Гаврюхин провисел на столбе На гостиничном дворе в назидание возможным другим смутьянам, и те, кто имел желание, подходили и разглядывали три застарелых пулевых рубца на его широкой груди.

Под утро Деме, еще живому, но связанному, приладили к ногам трехпудовую штангу и швырнули его с высокого берега в омут. Любимая казнь Хохрякова под названием «Севастопольская кадриль».