Зона сияния

Когда нам сказали: пространство открыто,
мы двинулись молча сквозь лес алфавита,

сквозь дебри согласных — шипящих, сонорных,

сквозь заросли знаков — то белых, то чёрных.

Мы двинулись молча сквозь облако гласных,

парящих над миром в одеждах атласных.

Сквозь все языки, диалекты, наречья

прошла говорящая плоть человечья.

Зачем? Чтоб изведать молчанья законы.

Зачем? Чтоб увидеть слова, как иконы,

чтоб вещи увидеть знакомые — им бы

пришлись по душе их словесные нимбы,

увидеть, как голуби на колокольнях

клюют наше прошлое в рифмах глагольных,

увидеть страданье как зону сиянья,

а смерть — как загадочный знак препинанья.

* * *

Не знаю я, какими сводками
уже заполнено пространство…
Сквозит нездешний свет над сопками,
смиряя ветра вольтерьянство.

И вдохновению грошовому

я путь открою без утайки —
к хребту отправлюсь Камышовому
на крыльях ошалевшей чайки.

Войдя во время, Богом данное,

я каждой клеткой тела вспомню
простую церковь деревянную,
тюрьму, кирпичную часовню,

«Маяк» и улицу Советскую,

послевоенный запах водки.
И всю мою блаженно-детскую
жизнь в Александровской Слободке.

Сейчас сосна стоит апостолом

напротив городского сквера,
клубятся облака над островом,
летят над бухтой Жонкиера.

Но мне спросить о детстве некого,

и я без боли и без страха
иду туда, где помнят Чехова
Три кровных Брата, три монаха…

Насекомые призрачных мест

1

Племя слов меня больше не радует.
Племя рыб исчезает во мгле.
Мотыльки то взлетают, то падают.
Скарабеи ползут по земле.

Но когда богомолы бесстыжие

вновь ведут меж собою бои,
и когда насекомые рыжие
покидают казармы свои,

и когда исполняют кузнечики

погребальные гимны для ос
и снуют водомерки-разведчики, —
у меня возникает вопрос:

как они появились и выросли

и на прошлом поставили крест —
эти грёзы, фантазии, вымыслы,
насекомые призрачных мест?

Как они мою муку бесплотную

превратили в горячую кровь
и убили твою мимолётную,
как крыло махаона, любовь?

2

Вспомни осени платье сиротское,
дальних сопок предзимний наряд
и ревущее море Охотское —
страшный сон нереид и наяд.

Вспомни детские наши скитания,

дай ответ потрясённой душе,
посвяти ей роман воспитания
в духе Гофмана и Бомарше.

Видишь — вновь муравьиною ротою

в словаре маршируют слова,
поживиться ночною охотою
хочет птица Афины — сова.

Только спряталась жалкая литера —

буква тайная тайных имён,
жалят грешников пчёлы Юпитера
и преследует их Махаон.

Сколько тайны любви ни разгадывай,

не уйдёшь от страданий и слёз…
И поэтому спи, не разглядывай
крылья бабочек, птиц и стрекоз.