«Зона свободы» (дневники мотоциклистки)

Я не знаю, почему было так важно посадить и непременно вырастить эту картошку, хранили её в сыром, теплом подвале нашего пятиэтажного дома, и она начинала прорастать уже зимой, а к весне сгнивала. К тому же собирали мы её не так уж и много, иногда бывало так, что садили куль, а собирали три. И не стоили эти три куля картошки всех тех трудов, которые были на неё затрачены.

Я совершенно точно помню два случая, которые заставили меня относится с особым отвращением к этой работе.

Первый случай произошел, когда мне было лет двенадцать-тринадцать. Отец решил ехать на картошку на велосипедах. Это означало, что нам придется проехать километров восемь-десять, потом полоть и окучивать, а потом возвращаться. С утра шел дождь, но отец все равно решил ехать. Почему мама не возражала, не знаю. Я промокла насквозь, не успели мы доехать до моста через Китой, я замерзла совсем, когда мы ехали по трассе, машины обдавали нас потоками воды, и холодный ветерок заставлял шевелить педалями. Потом мы свернули куда-то в сторону, проехали по гравийке, спустились под мост и стали пробираться сквозь заросли мокрой травы и кустарника, ведя велосипеды руками. Если у меня что и было до этого сухим, то здесь все промокло окончательно. Когда, наконец, выбившаяся из сил, я увидела картофельное поле, то с ужасом ждала, что отец сейчас, как всегда, погонит меня полоть и окучивать. Дождь припускал с новой и новой силой, он шелестел по хвое сосен, по листве березок, желтушная трава и шиповник на обочине дороги были мокрыми. Отец кое-как развел костер, приказал мне греться возле него, а сам взял тяпку и пошел на поле. Я не помню, сколько я стояла у костра, суя в огонь окоченевшие руки и ноги. Изо рта шел пар. Отец, как это ни странно, вернулся довольно быстро — через час с небольшим, и сказал, что мы возвращаемся. Дождь уже превратился в ливень. В траве, через которую мы возвращались, паслись быки.

Я знала, что они на самом деле не видят красного, но моя красная крутка заставила меня в панике жаться к отцу. Он шипел и отталкивал меня, я ему мешала.

Когда мы выбрались на трассу, он попытался закутать меня в полиэтилен, который оказывается, у него был, но тут уже взбрыкнула я: какой смысл кутать меня в штору для ванны, если я и так уже насквозь мокрая? И я уехала вперед, а он завернулся в штору сам и потихоньку ехал сзади.

— Ты зачем ребенка в такой холод с собой утащил? — закричала мама, увидев мое синее от холода лицо.

— Я думал, дождь закончится, — ответил он отрывисто.

Второй случай произошел, когда я была уже взрослой, а на дворе был то ли девяносто четвертый, то ли девяносто пятый год — самое тяжелое время для нашей семьи. Копать картошку мы поехали втроем. Поле было под Мегетом. Большая часть участков оказалась убранной, а то, что осталось, быстро разворовывали местные мужики. Они приезжали на поле, высматривали еще не убранные клочки земли, и быстро, втроем — вчетвером подбирали картошку за раззявами. Так что работать надо было быстро. Надо было. Но не удалось. Отца скрутил радикулит. Он лежал на своей черной балоневой куртке на меже, а мы с мамой «рыли носом» землю. Урожай, как назло, был хорошим. Мы пластались по полю, но было ясно, что не успеваем.

Наверное, именно это всегда было самым сложным — мы всегда не успевали. Все приезжали на поле большими семьями, по шесть-семь человек. А у кого народу было поменьше, у тех и поле было маленьким. А мы вдвоем с отцом рвали жилы и старались вовремя убрать свои четыре сотки. Уборка заканчивалась рано — в два, в три часа все уже начинали грузить мешки на грузовик. Мы в это время еще метались по полю, подкапывая оставшиеся кусты, скидывая картошку в мешки, отец сердился, я злилась, и к нашему полю машина подходила в последнюю очередь.

Вот и сейчас стало понятно, что нам не успеть. Наконец, машина подошла и к нам, какие-то мужики, видимо, коллеги отца, быстро позакидывали мешки куда-то наверх, мама еле-еле уговорила водителя посадить в кабину отца. Мы вернулись вечером домой измученные, но было ясно, что остаток поля, а там было еще больше половины, нам придется убирать вдвоем с мамой завтра. Как вывозить картошку, никто не знал.

Отец, которому стало легче сразу, как только его несколько раз тряхнуло в грузовике, пообещал договориться с кем-то о машине.

Мы поехали на электричке, потом, с лопатами наперевес, долго шли по проселку, потом вышли на поле и поняли, что проблемы только начались, — кругом не было ни души. Мы закончили копать к вечеру, а обещанный отцом грузовик так и не пришел.

На дороге позади нас стоял мужик с машиной, смотрел из-под руки и явно ждал, когда мы бросим картошку. Когда он все же скрылся, я в отчаянии стала копать канаву, чтобы закопать мешки с картошкой туда…

Нет-нет, все закончилось благополучно. В конце концов, мы заметили на краю поля грузовик, который собирал мешки на двух-трех оставшихся дальних участках. Мама сбегала за ним через все поле и договорилась вывезти картошку за деньги. Так мы спасли урожай.

А самый последний урожай отца кто-то выкопал, чему я, каюсь, была даже рада.