Зоология и моя жизнь в ней

Веннер пришел к выводу, что все существующие сведения о поведении пчел при поисках ими корма наилучшим образом увязываются в гипотезе, согласно которой оно осуществляется за счет таких факторов, как концентрация запаха нектара вне улья, число пчел, занятых в данный момент поисками пропитания, и скорость ветра. Роль танца, по мнению Веннера, состоит лишь в мобилизации на поиски взятка тех членов общины, которые вылетают за взятком впервые. Что же касается информативной роли танца как символического языка, дающего указания о направлении и дальности полета, то она, с точки зрения Веннера, по меньшей мере, сомнительна. Во всяком случае, все наблюдаемые явления хорошо объясняются и без привлечения идеи «символического языка танцев». Это было показано путем прослеживания перемещений тысяч индивидуально помеченных пчел и подсчетом времени, которое они затрачивают на полет от улья за взятком и до возвращения к своему жилищу.

Наиболее важная особенность обстановки вокруг улья состоит в неравномерности концентрации запахов, которые исходят не только от источников корма, но и от самих пчел-фуражиров[132] и их воздушных трасс. Опытные фуражиры, уже знакомые с расположением мест взятка, летают к ним по прямой. Запа ховые следы, оставляемые ими, смещаются по направлению ветра. Фуражиры-новички, вылетающие из улья впервые, ловят эти запахи по способу проб и ошибок, перемещаясь «челноком» – сначала в подветренную сторону от трассы, а затем возвращаясь ближе к ней против ветра[133]. Именно этим, вероятно, объясняются большие потери времени новичками, которые достигают источника корма много позже, чем опытные фуражиры, летающие на то же, но уже хорошо известное им место взятка. Чем больше опытных фуражиров на трассе, тем выше здесь концентрация запаха пищи, и тем скорее пчела может найти еще не известный ей источник корма. Иными словами, успех фуражира-новичка зависит прежде всего от плотности популяции пчел-фуражиров.

Именно в таком ключе я изложил все, что было известное мне в то время о пресловутых танцах пчел. Эту главу я завершил в первом издании книги следующими словами: «Прямолинейный пробег пчелы по горизонтальной крышке улья нетрудно уподобить своеобразному знаку-индексу – вроде тех стрелок, которые указывают направление на наших дорожных знаках. Можно пойти еще дальше, сказав, что виляющие движения брюшка и звуковой аккомпанемент танца выступают в качестве знаков-символов, извещающих о расстоянии до места взятка. Однако, как мы уже могли видеть, в этом пункте до сих пор остается слишком много неясного. Очевидно лишь одно – иконические и символические элементы танца пчел оказываются непригодными для передачи информации, если из общего комплекса сигналов изъяты запаховые знаки-признаки. В этом смысле танец пчел имеет много общего с сигнальными кодами всех прочих видов животных, но коренным образом отличается от чисто символического языка, составляющего главный стержень общения в человеческом обществе».

Позже, сталкиваясь время от времени с тем, что говорилось в книгах и в Интернете о «языке танцев», я понял, что отрицание Веннером построений Фриша никак не сказались на состоянии взглядов о поисковом поведении пчел. Будучи в свое время одобренной классиками (такими, в частности, как Е. О. Уилсон, Д. Гриффин, Н. Тинберген, В. Торп), «гипотеза» Фриша превратилась в парадигму. По словам методологов, парадигма, в отличие от гипотезы, «определенно включает в себя, в качестве ключевого момента, процесс усвоения соответствующих идей на веру, вне зависимости от того, что имеет место в действительности»[134]. (Bohm, Peat, 1987: 52; курсив мой. – Е.П.). О дальнейшей судьбе таких взглядов, господствующих в умах научного сообщества, сказано в приведенной выше цитате за авторством видного философа науки П. Фейерабенда. По его словам, подобная теория быстро превращается в жесткую идеологию.

В своей статье 1974 г. Веннер писал, что противники идей Фриша привели все аргументы против нее и думают, что нет смысла доказывать свою правоту дальше. Видя повсюду засилье мифа о «языке танцев», я решил, что на указанной статье все и закончилось. Но полное замалчивание результатов критиков этого мифа в новейших публикациях на русском языке и превознесение в них выдумки Фриша[135] натолкнуло меня на мысль связаться с самим Веннером. В 2009 г. мы начали обмениваться письмами. Оказалось, что он и его коллега Патрик Уэллс еще в 1991 г. опубликовали толстую книгу под названием «Анатомия научного противостояния. Есть ли “язык” у пчел?»[136]. Я попросил прислать мне книгу и, с согласия авторов и издательства Columbia, начал переводить ее на русский язык.

Из нее я узнал всю истинную историю замалчивания в научной литературе результатов исследований Веннера, Уэллса и их коллег. Одновременно ложные взгляды К. Фриша, сенсационные с точки зрения обывателя, валом распространялись в научно-популярных изданиях.