А вот что писали в № 11 журнала «Знание-Сила» за 2003 г. журналисты К. Ефремов и Н. Ефремова в статье под звучным названием «Эти бонобо[129]
знают английский получше нас!». «Никто не вздрагивает от того, что миллиарды болтунов грозят друг другу и договариваются об опаснейших вещах. Но стоило нескольким обезьянкам, почти истребленным в дикой природе, научиться общаться, выйдя на уровень малых детей, – и холодок заструился по спине… Вообще, в аудитории перед антропологом всегда находятся желающие продемонстрировать оскорбленную духовность. Обычно они ищут не истину, а повод для самоутверждения». Перед нами хороший пример того, как популяризаторы, несущие «свет науки» в массы, отзываются о тех, кто не привык принимать на веру информацию, приходящую к ним не от автора исследования, а из вторых или третьих рук.А как же дело обстояло в действительности? Выдающийся лингвист Стивен Пинкер в своей книге «Язык как инстинкт», изданной в 1994 г. (задолго до телепередачи «Диалоги» и цитированной публикации в «Знание-Сила») приводит слова глухого человека, который был в команде, работавшей с Уошо и для которого американский язык жестов является родным. «Каждый раз, – говорил он, – когда шимпанзе делал знак, мы должны были заносить его в журнал… Меня всегда укоряли за то, что в моем журнале было слишком мало знаков. У всех слышащих людей были журналы с длинными списками жестов. Они все время видели больше жестов, чем я… Но я действительно смотрел внимательно. Руки шимпанзе все время двигались. Может быть, я что-то пропустил, но я так не думаю. Я просто не видел никаких жестов. Слышащие люди записывали каждое движение, которое делал шимпанзе, как жест. Каждый раз, когда шимпанзе клал себе палец в рот, они говорили: “Ага, он делает жест “
Пинкер высказал точку зрения профессиональных лингвистов. По его мнению, «обезьяны
В издании моей книги 2005 года, третьем на русском языке[131]
, я существенно расширил эту тему. Здесь я обратился к исследованиям американского приматолога Сью Севидж-Рамбо, которая еще в середине 1980-х гг. избрала принципиально новый путь в попытках научить шимпанзе пользоваться символами. Она поставила первой своей задачей избежать самообмана, возможности выдавать желаемое за действительное. Ведь именно субъективность в оценках того, что «думают» подопытные шимпанзе, во многом скомпрометировала отчеты о результатах, полученных в других исследованиях подобного рода. Она хорошо понимала, что надо быть очень доверчивым человеком, чтобы поверить в то, что Уошо использовала знак «грязный», который ее научили применять к запачканным объектам, в качестве ругательства.Как раз такие вольные интерпретации происходящего Севидж-Рамбо имела в виду, когда в 1990 г. писала следующее: «Ни Паттерсон и Линден, обучавшие гориллу, ни Майлс, занимавшийся с орангутаном, не предоставили достаточных доказательств того, что их подопечные отдавали себе отчет в своих действиях. Таким образом, несмотря на интригующие заявления этих исследователей, трудно решить, действительно ли их обезьяны понимали значение символов и пользовались ими соответствующим образом».
Столь же скептически исследовательница относилась к работам супругов Гарднеров и Примаков. По ее мнению, способность обезьян к коммуникации не определяется, как считали названные ученые, тем, могут ли эти существа отвечать на вопросы, либо связывать те или иные действия с некими внешними стимулами. «Сущность языка людей – писала она, – это способность сообщить другому, пользуясь символами, нечто неизвестное тому до акта комму никации». Поэтому исследователь должен создать такие условия, при которых шимпанзе смогут обмениваться значимой информацией, практически полезной для них. Тем более, что в таком случае происходящее гораздо лучше поддается непредвзятому описанию и объективному анализу.