Вокруг дома финиковые пальмы, агавы, опунции и огромные кактусы эхинопсисы диаметром примерно с полметра. Для жилья нам отвели студенческое общежитие. В нем три пары двухэтажных нар, высоко под потолком окно, туалетное отделение с душем. Стола и стульев нет. Жить долго вдвоем в таком закутке, разумеется, невозможно. Но пока что впечатлений от окружающей природы столько, что думать об этом не хочется. В плакучих ветвях акации, плотно усыпанных желтыми цветами, порхают экзотические птицы – бюль-бюли, синие нектарницы и арабские дроздовые тимелии. Нам повезло в том отношении, что в это ранневесеннее время дом еще пустовал, так что мы оказались полностью предоставлены самим себе.
Я сразу же нашел, буквально в пяти метрах от дома, гнездо пустынного сорокопута с птенцами. Рано утром устроился с видеокамерой неподалеку от него и снял несколько сцен кормления родителями своих уже сильно подросших отпрысков. Оставил штатив с камерой на месте съемки и пошел в дом заварить чаю. Вдруг, как из под земли, в дверях появляется бородатый человек с винтовкой за плечами. Явно не еврей, внешность бесспорно арабская. «Ну вот, – подумал я, – не успели приехать, как сразу же станем заложниками!» Мне, разумеется, не было тогда известно, что бедуины, живущие на территории Израиля, – это в массе своей добропорядочные граждане государства, служащие в ее армии наравне с представителями титульной нации. Этот бедуин оказался сторожем, в обязанность которого входило посещать время от времени базу университета и следить здесь за порядком. Зашел он в дом выяснить, кто в нем живет сейчас и заодно предупредить приезжих, чтобы они не оставляли ценные вещи на улице без присмотра. Он имел в виду мою видеокамеру.
В день приезда Амос, прежде чем оставить нас, показал место, где нам предстояло изучать ящериц. Надо было пройти километра два вверх вдоль сухого русла, пока не начинался более крутой подъем. Там перед нами открылась ровная площадка размерами примерно с гектар, окруженная со всех сторон обрывистыми подножиями холмов. Три-четыре невысокие жидкие деревца, казавшиеся угнетенными, не слишком оживляли ландшафт. В общем, все выглядело примерно так же, как и на плацдарме наших постоянных исследований близ Красноводска, в Уфре.
Ящериц мы во время этой рекогносцировочной экскурсии не видели, поскольку рептилиям в тот день погода не благоприятствовала. Было довольно прохладно, так что не стоило и ожидать, что они выйдут кормиться из своих убежищ. Но, к моей радости, оказалось, что как раз тут располагается территория самца траурной каменки. Это обещало хороший материал по совершенно новому для меня виду. Птица казалась почти что копией белоголовой черной каменки, но песня ее звучала совершенно иначе – гораздо более звучно и мелодично. Позже выяснилось, что этот вид отличается от черных каменок еще и тем, что самки у него выглядят почти так же, как самцы.
Итак, все складывалось наилучшим образом. Множество разнообразных птиц прямо около дома и хорошие перспективы наблюдения за агамами почти что в шаговой доступности. Но, никогда не следует терять бдительность и забывать о фундаментальном принципе: «Если у вас все идет хорошо, значит, вы чего-то не заметили». Это вскоре и подтвердили последующие события.
Первые три дня мы жили на базе одни и решили, что так оно и будет в дальнейшем. Проход в отведенную нам комнатушку шел через большую гостиную, где располагалась также библиотека. Я решил, что спать буду здесь, а не в темном и душном закутке, обстановка которого меня совершенно не устраивала. Один из диванчиков я перетащил к стене, так, чтобы он не мешал проходу в дом, и прекрасно провел здесь следующую ночь.
Но когда утром четвертого дня впервые появилась женщина, оказавшаяся хозяйкой базы, произошел грандиозный скандал. Сначала она буквально остолбенела от негодования, увидев произведенную мной перестановку, а потом начала дико орать на иврите. Очень хотелось пустить в ход магические слова нашего великого и могучего русского языка, но она все равно бы их не поняла. Я лениво отбрехивался на ломаном английском, поскольку ясно было, что победа в любом случае останется за ней. Тогда-то впервые зародилась мысль, что долго мы тут не продержимся.
Дальше – больше. Еще дня через два наше пристанище превратилось в настоящий проходной двор. То и дело, в любое время с утра до ночи подкатывали машины, привозившие каких-то людей по одному или компаниями. По вечерам приезжие засиживались в столовой допоздна и своими оживленными разговорами не давали нам спать. Сейчас, листая свой дневник, я поразился тому, как мы выдержали все это, оставаясь здесь целых семь дней.