Катя решила устроиться здесь, а я вернулся к первому водоему и поставил себе задачу вести наблюдения здесь. И правильно сделал. Вскоре выяснилось, что все водное пространство находится во владении пары кликунов, которая уже выстроила гнездо на противоположном берегу. Тот край водоема, который был ближе ко мне слева, занимал одиночный кликун, которого пара постоянно третировала, если он пытался отплыть от берега на расстояние более чем несколько десятков метров. Счастливые супруги периодически уплывали по протоке туда, где располагались кормушки, а одиночка даже и не пытался рискнуть сделать это, поскольку не решался пересечь территорию своих соседей. Этот лебедь постоянно оставался в сфере моей видимости и жил целиком на «подножном корме».
За пять дней мне удалось собрать очень интересный материал по поведению этих трех птиц, в частности, по их вокализации. Пара время от времени выплывала на середину водоема и проделывала здесь так называемую «церемонию триумфа». Птицы становились в воде «лицом к лицу» и начинали усиленно размахивать крыльями, одновременно издавая громкие крики дуэтом в такт этим движениям, тем самым наилучшим образом оправдывая свое название: «кликуны». Третий же лебедь за неимением партнера зачастую проделывал все то же самое в одиночестве. Мне было ясно, что таким образом он вся чески старается привлечь на свой ограниченный по размерам участок какого-нибудь другого лебедя, который скрасил бы его одиночество.
Крики этого лебедя, которых я записал на диктофон не менее сотни, оказались на удивление разнообразными. Позже при их обработке на сонографе неожиданно оказалось, что вариации в их структуре вполне сопоставимы с тем, что мы видим у таких певчих воробьинообразных птиц, которые в состоянии свободно комбинировать разные ноты, имеющиеся в их репертуаре. Такой вывод был совершенно новым с точки зрения суммы представлений, существовавших в то время относительно закономерностей биоакустики птиц.
Тем временем Катя смогла на большом пруду снять на видео шесть спариваний одной и той же пары кликунов. Пять из них происходили в одном и том же секторе водной поверхности – в радиусе не более пятидесяти метров от кормушек. Спариванию неизменно предшествовало кормление партнеров подводной растительностью, для чего они опрокидывались головой вниз, так что на поверхности оставались видными только хвосты и лапы обеих птиц. Таким образом, кормежка и спаривание оказались объединенными в единый поведенческий блок, без всякого явного перехода от первой активности ко второй. Это, разумеется, сильно затрудняло уловить тот момент, который можно было считать «началом» полового взаимодействия.
Я иногда покидал свой наблюдательный пост и присоединялся к Кате в надежде узнать что-нибудь новое о поведении шипунов и черных лебедей, которые обитали как раз на втором, большом водоеме. В один из дней здесь нам пришлось стать свидетелем весьма эффектной сцены.
Пара черных лебедей еще до нашего приезда соорудила гнездо не более чем метрах в тридцати от гнезда шипуна. Долгое время соседи держали нейтралитет. Но однажды, по непонятной причине, шипун-самец пришел в негодование и неожиданно набросился на черного лебедя, насиживавшего яйца. Агрессор стащил его с гнезда и принялся избивать в воде. Шипун крепко ухватил свою жертву за шею, а тот истошно кричал все время, пока пытался вырваться, двигаясь к противоположному берегу, где сидели мы, напряженно глядя в окуляры видео– и фотокамеры. Когда тандем выбрался на наш берег, на шипуна набросился другой. Черный лебедь столь неожиданным образом получил свободу, а два отчаянно дерущихся шипуна поплыли в ту сторону, где весь этот эпизод начался. Мы же были несказанно рады тому, что успели зафиксировать все происходящее на фото– и видеопленку.
Много лет назад, гуляя по Московскому зоопарку, я оказался около вольеры с фазанами. Среди них были два самца и несколько самок индийского павлина. Я был тогда поражен, увидев, что в момент ухаживания за самкой самец, поднимая свой роскошный шлейф[299]
, усеянный множеством ярких глазчатых пятен, повора чивается к ней спиной и выставляет напоказ отнюдь не свой шикарный орнамент, а его испод. В этот момент самка может видеть лишь длинные темные стержни перьев, лучами расходящиеся на светло сером фоне нижней поверхности шлейфа вверх от короткого черноватого клиновидного хвоста.Это наблюдение поразительным образом расходилось со всем тем, что постоянно приходится читать в популярной литературе и даже в учебниках этологии о том, как самцы павлинов обольщают самок роскошным зрелищем своих глазчатых украшений. Теперь, в Аскании-Нова мне представилась возможность увидеть своими глазами, как это происходит в действительности. Десятка полтора самцов бродили по дорожкам, сидели на невысоких заборах или стояли там и тут, подняв и развернув роскошные шлейфы. Тут же кормились группы невзрачных самок, а также молодых птиц, только начавших одеваться в оперение взрослых. Местность оглашалась пронзительным «мяуканьем» этих пернатых.