Зоология и моя жизнь в ней

Большого нервного напряжения потребовал следующий приезд, когда все было поставлено на карту – уж очень много энергии затрачивалось на такой вояж, растянутый на двое суток. Сейчас я боялся того, что после движения по городу не смогу найти обратную дорогу к автошколе. Поэтому накануне раз за разом обходил ее окрестности, пытаясь составить в голове четкий план местности. Еще сильнее я опасался того, что инструктор, не дай Бог, скажет мне: «Давай-ка съездим в твое Марфино. Ведь это недалеко отсюда?» А я, разумеется, ни малейшего понятия не имел даже о том, в какую примерно сторону следовало бы ехать. Все эти страхи попросту парализовали сознание, да еще предстояла ночевка на твердом столе в неуютном казенном помещении. Впрочем, все обошлось сравнительно благополучно, хотя я, двигаясь на разбитом, видавшим виды «Москвиче» (с затрудненным переключением передач), застрял при подъеме на крутом, неасфальтированном склоне оврага, пересекавшем городок. Так или иначе, на обратном пути в Москву мы с Мишей торжествовали: права, наконец, были у нас в кармане.

Переезд до Кургальджино

По Москве с тульскими правами ездить было небезопасно. Слишком много нелицеприятных вопросов могло быть задано водителю, если бы его остановила ГАИ. Поэтому мы с Мишей решили отложить совершенствование в управлении автомобилем на то время, когда уже будем в пути. Руководить нами при этом согласился мой хороший знакомый, Михаил Анатольевич Рыбаков, кинорежиссер студии «Экран». Когда я познакомил его с идеей поездки, он решил снимать на озере научно-популярный фильм о фламинго. В этом мы как зоологи могли бы основательно помочь ему. Так что заинтересованность в совместной поездке была обоюдной.

Мы втроем выехали из Москвы в середине апреля. Путь был не ближним: 2755 км до Целинограда (бывший Акмолинск, ныне – Астана, столица Казахстана) и еще 130 км к юго-западу от этого города – в поселок Кургальджино. Там располагалось управление Кургальджинского заповедника, откуда нам предстояло двигаться дальше, к месту работы. Другие члены нашего полевого отряда (Лариса Юрьевна Зыкова и Галина Николаевна Костина, а также студент-практикант Николай Богатырев) должны были одновременно с нами добираться до пункта назначения самолетом и, далее, поездом. Прибытие же киногруппы в заповедник планировали на более поздний период.

Машину вел в основном Рыбаков, а на свободных участках дороги давал по очереди порулить примерно по полчаса мне и Галиченко, комментируя наши ошибки, много реже – высказывая скупые слова одобрения. За день удавалось проехать не более 500 км. На приборном щитке шкала скорости заканчивалась на цифре 90. Легко удавалось выжать 95 км, но машина при этом так жестоко сотрясалась и вибрировала, что казалось – она вот-вот развалится на части.

В тот день, когда мы проехали Казань, в лобовое стекло попал камень из-под колес обгонявшей нас машины, и оно рассыпалось на мелкие кусочки. Погода стояла прохладная, и при такой температуре ехать без лобового стекла оказалось гораздо неприятнее, чем можно было предположить. Пришлось сильно сбавить скорость и двигаться черепашьим шагом до ближайшего города. Это оказался Чистополь, где я ребенком во время войны, боле 30 лет назад, был в эвакуации и жил в интернате.

Когда мы подъехали к авторемонтной станции, нас окружили работяги. Они цокали языками и, узнав, что мы едем из Москвы в Казахстан, повторяли в один голос: «Ну, мужики! Как же вы на этой штуковине решились ехать в такую даль?». Разумеется, о том, чтобы найти здесь фирменное лобовое стекло для ЛУАЗа, не могло быть и речи. Но, как говорили тогда, «совка в ступке пестиком не ударишь!». Так что местные умельцы к следующему дню вырезали нам плоское витринное стекло нужного формата, а Галиченко своими золотыми руками поставил его на автомобиль.

Поехали дальше, и все было хорошо до того, как пришлось преодолевать перевалы южного Урала. Наверху температура была минусовой и стекло сильно охлаждалось. А снизу его вовсю грел жар от мотора, свободно распространявшийся в железную коробку салона. И стекло начало идти трещинами снизу. С каждым часом они все удлинялись. Опасаясь, что трещины пойдут далеко вверх, мы время от времени заклеивали их толстым скотчем. Когда же на пятый или шестой день после выезда из Москвы подъезжали к Кургальджино, стекло просто парусило под давлением встречного воздуха, вдавливаясь внутрь машины и явно угрожая рассыпаться. Но, к счастью, мы уже были на месте и располагали теперь запасом времени, чтобы к моменту отъезда в поле привести ЛУАЗ в рабочее состояние.

Пробиваемся к Тенгизу