Читаем Зорге. Под знаком сакуры полностью

— Случилось, — женщина придушенно засмеялась, — случилось, что я пришла к тебе. — Она впервые обратилась к Зорге на «ты», это что-то значило.

— А Эйген… — пробормотал Зорге смятенно и умолк — все, что он ни скажет сейчас, будет звучать глупо, — вздохнул и открыл калитку, пропуская Хельму во двор.

Она прильнула к нему.

— Я тебя запомнила давным-давно, — прошептала Хельма жарко, — еще там, во Франкфурте… Но ты ускользнул от меня.

— У тебя же был муж-архитектор.

— Верно. Но он мало что значил в моей жизни. Веди меня к себе.

— На чем ты приехала? — Зорге огляделся: нет ли где посольской машины? Машины не было, впрочем, ее и не должно было быть — дом, который снял Рихард, находился в глубоком кармане, пройти сюда машина не могла, свой автомобиль Зорге оставлял, например, за углом…

— На такси, на чем же еще, — проговорила Хельма тихо и нетерпеливо топнула ногой: — Веди меня к себе.

Зорге хотел пробормотать что-то об Эйгене, но потом смятенно махнул рукой… Как там говорят мудрые русские? Чему бывать, того не миновать? Или что-то еще?

Где-то за углом, на соседней улице, прогрохотала запоздалая машина, вонзилась лучами сильных фар в пространство, взревела вновь мотором — видать, водитель был пьяный, и все стихло.

Город спал.

Через несколько дней супруги Отт уезжали в Берлин — с рыбной кухней Японии Рихард так и не успел их познакомить.

— Это ничего, — сказал Эйген Отт уже на аэродроме, сердечно пожал руку Зорге, — мы еще обязательно встретимся, посидим за столом и отведаем сырой рыбы… Как ее тут называют? Сашими?

— Сасими.

— Один черт. — Отт засмеялся.

У Хельмы был цветущий вид. Рихард поцеловал ей руку, произнес громко — самолет, на котором должны были улететь супруги, начал прогревать моторы, почти ничего не было слышно.

— Доброй дороги вам, сударыня. Передайте поклон лучшему городу Германии — Франкфурту-на-Майне.

— Я тоже люблю этот город, очень люблю. Привет обязательно передам.

— А я могу передать кому-нибудь привет, Рихард? — спросил Отт с подначивающей улыбкой. В том, что улыбка Отта имела двойной смысл, Зорге готов был поклясться. — Поручи мне это тоже.

— Да нет, — пробормотал Зорге смущенно, — больше вроде приветов нет.

Супруги двинулись к самолету.

— До встречи! — Хельма поднялась по приставной алюминиевой лесенке наверх, в проеме выпрямилась и выкрикнула вновь, очень многозначительно: — До встречи, Рихард!

Самолет — это был немецкий «юнкерс», транспортный вариант, переделанный в пассажирский, начал выруливать на взлетную полосу.

Было жарко. Япония — страна душная, в году много сырых горячих дней, человек варится в здешнем воздухе, будто в кастрюле, имеющей воды на донышке и поставленной на горелку. Такое в Токио стоит лето. На севере Японии, на малых островах, там дышится легче.

Группа начала работать четко, слаженно, Зорге зарядил ее на долгий ход, — из Токио стали регулярно поступать сведения в Центр. Единственное, что — возникали вопросы с Бернхардом — крутоплечим большеруким радистом, — все-таки он мог бы быть порасторопнее.

Слежка, которую японская полиция «кемпетай» вела за Зорге и иностранцами, входившими в его группу, не прекращалась ни на минуту, но было это делом обычным: «кемпетай» с одинаковым рвением следила за всеми чужеземцами, ни один из них не чувствовал себя в Токио свободно: колпак есть колпак, он ощущается где угодно, даже в деревянной бочке, наполненной водой, которую местные величают ванной.

Надо было собираться в Москву, со дня на день должна была прийти шифровка, дающая добро на это поездку — Зорге ждал ее. И по Москве он соскучился, и по Кате…

Восьмого августа тридцать третьего года был оформлен брак Рихарда Зорге (по документам наш герой проходил как Ика Рихардович Зорге) с Екатериной Александровной Максимовой. Рихарда в это время в Москве не было, он находился в Японии, поэтому документы — и свои собственные, и Зорге — Катя получала на руки одна. С ней даже подруг с завода не было — невозможно было отлучиться, «Точизмеритель» выполнял срочный оборонный заказ (как всегда — «государственной важности»), поэтому с Катей в загс за бумагами поехала Наталья Звонарева, секретарь начальника Четвертого управления РККА.

Здание загса было новеньким, блистало свежей масляной краской, чистыми окнами, в которых виднелись тяжелые гардины, — вид здание имело строгий и одновременно торжественный.

Катя Максимова, счастливо улыбаясь, поклонилась зданию загса, как церковному алтарю, затем вопросительно глянула на Наталью:

— Может, зайдем в кафе, отметим этот день? — Она приподняла сумочку, в которой лежали документы, взгляд у нее неожиданно сделался каким-то жалобным, просящим. — А?

Звонарева улыбнулась понимающе:

— Только по мороженому и кофе, ладно? Я ведь на работе, мне скоро надо быть в управлении.

Так и поступили: съели по вазочке мороженого и выпили по чашке желудевого кофе с «забелкой» — топленым молоком, тем и ограничились.

— Наташа, а где сейчас находится Рихард, — осторожно поинтересовалась Максимова, — в каких краях?

Звонарева отрицательно покачала головой:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза