Всего же в период с «1 января по 7 ноября 1932 года Рихардом Зорге было направлено в Центр 279 информационных телеграмм… свыше 160 было доложено руководству РККА и ИНО ОГПУ (Ворошилову, Гамарнику, Тухачевскому, Егорову и Артузову)… Остальные телеграммы были адресованы в 3-й (информационный) отдел…»[239]
. В обратном направлении, из Москвы в Шанхай было отправлено 105 телеграмм, содержащих запросы и руководящие указания Центра. Точнее, двух Центров: по-прежнему, несмотря на собственные строжайшие запреты по поддержанию контактов с представителями Коминтерна, Четвертое управление передало 28 телеграмм в адрес Зорге от имени Осипа Пятницкого.Основная часть коминтерновской переписки касалась продолжавшихся попыток спасти из тюрьмы Рудника и его жену: в «большевистском» отеле «Палас» уже можно было резервировать целое крыло для постоянно прибывающих миссионеров ИККИ. С 5 июля по 19 августа в Нанкине прошел новый суд над «супругами Рюгг», и всю весну активность Коминтерна по предоставлению адвокатов, попыткам подкупа судейских чиновников, получению конфиденциальной информации из Нанкина с помощью «Рамзая», а также для передачи через него колоссальных сумм для «китайских товарищей» только росла. «Больные» объявили голодовку в знак протеста против содержания в китайской тюрьме, причем сделали это по собственной инициативе, не посоветовавшись с руководством Коминтерна. В адрес Зорге полетела возмущенная и безапелляционная телеграмма от Пятницкого с пометкой «передать немедленно»: «Возмущены, что нет ответа на нашу телеграмму, посланную вам 8 июля. Повторяем… почему больные объявили голодовку, почему они требуют перенесения суда в Шанхай? Нам все это непонятно… Ждем немедленного ответа: какая у вас тактика и кто дал указания насчет голодовки. Если даже требования больных о переводе в Шанхай будут удовлетворены, и шанхайский суд приговорит к смерти – нечем будет крыть, ибо мол сами хотели Шанхай. Предлагаем дать больным указание о прекращении голодовки. Сообщите тотчас же ответ»[240]
. Когда же суд состоялся, Зорге был привлечен Коминтерном еще и к вопросу об устройстве пятилетнего сына Рудника, который оставался в Шанхае. Неудивительно, что издерганный указаниями Москвы, постоянно противоречащими друг другу и нередко еще и здравому смыслу, резидент стал все чаще смотреть в сторону дома. Тем более обычный, принятый тогда срок командировки разведчика за границу – два года – истек еще в январе 1932-го.Зорге устал. Устал не только от невероятной загруженности, но и от непрерывной цепи чрезвычайных ситуаций, от постоянной бестолковости организации работы в Шанхае. Стоит хотя бы вспомнить, что 1932 год начался с поисков прибывшего помощника – Карла Римма, который по приезде остановился не там, где условились, и резидентура разыскивала его по словесному портрету (!) в Шанхае ровно неделю! Затем «Рамзай» лишился лучшего помощника за эти годы – Одзаки Хоцуми. Ровно в эти же дни прибыл военный разведчик Иосиф Ефимович Овадис («Чернов», «Макс»), назначенный – опять же в нарушение всех запретов – корреспондентом ТАСС в Нанкине, где он оказался единственным (!) иностранным корреспондентом, не знавшим китайского языка. Связь с ним Москва поддерживала, конечно, через Зорге. Не увенчались успехом и попытки Римма выучить английский за четыре месяца, что поначалу представлялось ему вполне возможным и что ограничило круг его общения до масштабов трагифарса: на встречи с агентами ему приходилось брать переводчика. В Москве этого не понимали, так как считали, что для работы в Шанхае необходим как раз немецкий, а не английский язык[241]
. Зато «Пауль» счел, что «Рамзай» неправильно организовал работу резидентуры, поскольку все связи поддерживал лично. Но все основные контакты Зорге – около пятнадцати человек – были либо его личными друзьями, либо из всех европейских языков использовали английский, а не знакомые Римму немецкий, эстонский или русский. Более того, резидент ОМС Стронский тоже почти не говорил по-английски, и его связи приходилось поддерживать все тому же Зорге.«Первый уже разочарован, что к маю не может выехать домой. Он в самом деле уже здорово измотался. Из его доклада ты видишь, что вся работа лежит на его плечах»[242]
, – писал Римм шефу дальневосточного направления советской разведки Давыдову и просил, чтобы ему – Римму прислали в Шанхай жену и помогли открыть магазин – для прикрытия.