Зорге

Галина Ерофеева вспоминала о первой встрече с Клаузенами на конспиративной квартире в Москве: «Мы застали двух растерянных, даже перепуганных людей, которым вручили пишущую машинку и попросили воспроизвести на бумаге всю историю организации Рихарда Зорге, начиная с момента вербовки Макса…

Передо мной были два человека, совсем не представляющие, что их ожидает. Длительное пребывание в тюрьме оставило на их лицах свой трудно изгладимый след: сероватая кожа, большие темные круги под глазами, нездоровая одутловатость. На этом, пожалуй, их сходство кончалось. У Макса, несмотря на перенесенные страдания, проглядывал природный оптимизм, доброжелательность и почти детская наивность и простота. Анна была иной. Он была обозлена, подозрительна и недоверчива… Она, конечно, понимала, что может ожидать их в СССР в сталинские годы. Макс, а следовательно, и она по последним принятым им передачам из Москвы знали, что Зорге не доверяют.

Но постепенно они оба оттаивали, понимая, что с ними обходятся хорошо и ничего страшного им в ближайшее время не грозит. Их приодели и, в качестве награды за службу, вручили пару часов. Эти довольно дешевые импортные часы – правда, предметы редкие в советской жизни тех лет – использовались, вероятно, для экипировки нелегалов. Преподносить их в качестве награды за такую службу было нелепо, но сам акт дарения, видимо, предназаначался для успокоения четы Клаузен. И он возымел свое действие. Макс и Анна поуспокоились. Они передавали нам в несколько приемов напечатанные Максом на машинке убористо, почти без интервалов (сказывалась привычка к конспирации), листы, а я переводила их содержание на русский язык. Макс писал о Зорге с… благоговением…

В беседах с Максом явственно ощущалось, что он испытывает комплекс виновности: лучшие, сильнейшие члены организации погибли, а он – «простой» технический исполнитель, радист, остался жив. О Рихарде он снова и снова говорил как о человеке, совершившем беспримерный подвиг из верности Советскому Союзу. Но и сам Макс долгие годы работал беззаветно, выполняя все предписания Зорге»[645].

22 июля 1940 года Рихард Зорге, всегда беспокоившийся о своих друзьях больше, чем о себе, писал в Москву: «…мы все должны признать тот факт, что Фриц страдает столь серьезной сердечной болезнью, что не приходится более рассчитывать на его выздоровление и тем более на возвращение им былой работоспособности. Лечащий врач заявил мне, что даже при полном изменении его образа жизни и работы он сомневается, чтобы Фриц прожил более двух лет»[646].

Макс Клаузен, награжденный советским орденом Красного Знамени и восточногерманским «За заслуги перед Отечеством» в золоте, тихо скончался в дарованной ему квартире в Берлине, на улице Зорге, 15 сентября 1979 года, в возрасте восьмидесяти лет, пережив своего патрона на четыре с половиной десятилетия и на один год – свою верную спутницу, кавалера такой же награды ГДР и советского ордена Красной Звезды, сибирячку Анну Жданкову.

Глава сорок четвертая Неловкий, но незаменимый

В Шанхае Анна Клаузен не только передавала микропленки и секретную литературу и получала деньги, но и закупала комплектующие к радиостанции мужа и детали для фотоаппарата «Лейка», которым пользовался Зорге, – их было трудно, а порой и невозможно достать в Токио. Во время последней поездки в 1940 году она купила аналогичную камеру и для Бранко Вукелича, отправив ее в Японию через французское консульство, поскольку получатель по-прежнему числился корреспондентом агентства «Гавас» в Токио. Через несколько недель, 22 июля 1940-го, Зорге в уже хорошо знакомом нам большом письме о состоянии резидентуры просил Москву разрешить Вукеличу хотя бы отпуск, так как, находясь в Японии восемь лет без выезда в Европу, тот, как и другие европейцы – агенты Москвы, навлекал на себя серьезные подозрения[647].

Жизнь показала, что Зорге давно стоило бы признать ошибочной свою первоначальную оценку «Жиголо» как ненадежного и бесполезного сотрудника, данную им в 1933–1934 годах. Бранко Вукелич со временем показал себя не только умелым и даже талантливым разведчиком, но и честным и мужественным человеком. К тому же в отличие от других членов группы, неяпонцев, он вполне обжился в Японии, весьма прилично выучил язык и не только свободно говорил, но и читал по-японски. Этому способствовали некоторые личные обстоятельства биографии Бранко и его стиль жизни, поначалу поставившие в тупик Рихарда Зорге и, возможно, способствовавшие тому, что он так до конца и не расположился к своему товарищу.