Зорге

При аресте Рудника у него изъяли два паспорта: бельгийский – на имя Хилари Нуленса[191], и канадский[192]. Юлиус Мадер пишет еще и о швейцарских паспортах – на имена Пауля и Гертруды Рюгг[193] (У Михаила Алексеева – Руэгг), но на самом деле Рюггами разведчики стали много позже. Для Якова Матвеевича Рудника – уроженца деревни Борщаговки Киевской губернии, бывшего царского прапорщика, участника штурма Зимнего дворца и члена коллегии ВЧК Петрограда, это был уже второй арест во время выполнения миссии за границей. Создатель объединенной резидентуры ИНО ГПУ и военной разведки во Франции в начале 1920-х, он отбыл двухгодичный срок в каторжной тюрьме Пуасси (Poissy), после чего и был в 1924 году принят на службу в ОМС[194]. Теперь складывалась не менее серьезная ситуация. К аресту в Китае Рудника привела совокупность причин, первое место среди которых занимали слабо законспирированные, а по сути – недопустимые контакты с китайскими коммунистами. Лавина провалов в ЦК КПК и Дальбюро, предательство Гу Шуньчжана не могли не привести спецслужбы к Руднику.

При аресте у супругов «Нуленс» был обнаружен ключ от конспиративной квартиры на Нанкин-роад, 49, где, в свою очередь, полиция нашла документы Дальбюро, Тихоокеанского секретариата профсоюзов, Профинтерна и, самое главное, ключи к шифрам. Это не только позволило полиции понять, с кем она имеет дело, но и представить размеры вмешательства Коминтерна во внутрикитайские дела. В «штабе на Моховой» также стало ясно, провал каких масштабов произошел в Шанхае. 23 июня глава ОМС Александр Лазаревич Абрамов-Миров обратился к главе военной разведки Яну Берзину («Старику») с просьбой задействовать Зорге для освобождения Рудника, упомянув о том, что необходимые для этого расходы будут отнесены на счет ОМС. В тот же день «Рамзаю» было отправлено соответствующее распоряжение Центра об организации помощи «заболевшим»: от дополнительного питания до предоставления адвоката и врачей. При этом Берзин акцентировал внимание на том, что при выполнении этой задачи Зорге должен действовать чрезвычайно осторожно, через третьих лиц, исключить возможность выхода на себя в случае слежки, а если почувствует опасность, то от выполнения задания следует отказаться. Но в дальнейшем «Старик» постоянно нарушал собственные инструкции, ставя резидента в крайне сложное положение[195].

Зорге же, будучи сам выходцем из ОМС Коминтерна, столь ревностно принялся за выполнение поставленной задачи, что стал, по сути, представителем этого отдела в Шанхае, а также поддерживал связи с человеком из ОМС в Харбине. Эта работа, пусть и в европейском варианте, ему была близка, а о деятельности Дальбюро Зорге знал едва ли не больше Рудника, ведь переписка шла через его резидентуру. Знал он и о том, что Дальбюро в Шанхае занималось вопросами связи с Красной армией в центральных районах Китая, решая сугубо военные проблемы. Теперь эти проблемы тоже легли на плечи Зорге, который следующие полтора года (!) решал их… с помощью германских военных советников[196].

Что же касается борьбы за освобождение Рудника и его жены – Татьяны Моисеенко-Великой, то «Рамзай», возможно, несколько неожиданно для себя, столкнулся с большими сложностями. Несмотря на действительно колоссальные усилия, предпринимаемые Москвой, судебные перспективы дела выглядели неутешительно. «Лечение больных», как именовалась эта операция в переписке Зорге с Москвой, требовало все новых средств, «врачи» (так называли в телеграммах адвокатов) легко соглашались брать деньги за «лечение», но беспомощно разводили руками, когда требовались конкретные результаты, и вывести арестованных из-под китайской юрисдикции никак не получалось.