Зорге

На взгляд нормального, неискушенного человека, работу резидентуры «Рамзая» вполне можно было бы считать успешной, но профессионалы Четвертого управления смотрели на ситуацию несколько иначе. Во-первых, из-за провала Улановского Зорге и Вейнгарт тоже находились под подозрением: за ними могли следить. Эти опасения в основном были развеяны в феврале, когда выяснилось, что внимание шанхайской полиции к разведчикам вызвано их совместным путешествием с Улановским из Европы в Китай, но никаких реальных претензий со стороны властей к ним предъявлено быть не может. Снова с особой остротой встал вопрос легализации, но и это была решаемая проблема.

Во-вторых, Зорге был все еще лишь исполняющим обязанности резидента и, несмотря на очевидные достижения в работе его группы, считался разведчиком неопытным, которого, учитывая особую важность китайского направления, необходимо заменить более знающим руководителем шпионской сети. Такового еще не нашли (возможно, им должен был стать Маргазиан Крымов, чья командировка в Турции как раз заканчивалась), но уже решили, что к апрелю он должен прибыть в Шанхай. Тем более что планировалось усиление позиций советской разведки на юго-востоке Китая: летом – осенью 1931 года «Старик» приказал создать агентурные сети в Нанкине, Ханькоу, Гонконге и Макао.

В этот момент случилось очередное ЧП: провалился кореец «Вилли», не проработавший толком и года – один из его агентов, тоже кореец, оказался связан с японской разведкой. К счастью, «Вилли» успели отправить в Москву, локализовав катастрофу. И все же, из-за плохой конспирации прежнего состава резидентуры, в том числе по причине банальной болтливости жены Улановского, угроза раскрытия советской шпионской сети в Шанхае окончательно не отступала. Центр по-прежнему оставался крайне недоволен плохим качеством фотоматериалов, присылаемых Зорге, и решить эту проблему никак не удавалось. Тут еще в марте в Кантоне от туберкулеза умер русский радист Константин Мишин. Зорге съездил туда и забрал с собой Клаузена – он был нужен ему в Шанхае. Резидент приложил все усилия, чтобы не оставить попечением вдову и мать Мишина, к осени добившись для семьи бывшего белогвардейца разрешения вернуться на постоянное место жительства в Ленинград. Однако неожиданно выяснилось, что вдова влюблена в другого радиста – в Вейнгарта и никуда переезжать не собирается. Ситуацию удалось решить благодаря срочной женитьбе Вейнгарта на другой женщине. Мишины в результате никуда не уехали (и тем самым спасли себе жизнь, ибо в 1937 году со стопроцентной гарантией были бы расстреляны как «японские шпионы» по приказу НКВД СССР № 00593 «О харбинцах»), но их связь с резидентурой прекратилась[205].

В середине весны внимание специалистов, отслеживающих перемены в Китае, оказалось привлечено к Кантону, где так не ко времени ослабли позиции резидентуры «Рамзая». Здесь 29 апреля генерал Чэнь Цзитан внезапно перешел на сторону противостоящей Нанкину провинции Гуанси. Зорге срочно отправился в Кантон, где установил связь с коррумпированным офицером 8-й армии и получил от него актуальные материалы военного характера. 1 мая «Рамзай» уже из Шанхая сообщил Центру свое мнение о дальнейшей логике событий, предположив объявление независимости от Нанкина всего Южного Китая. Он подробно изложил имеющиеся у него сведения о секретных переговорах в Шанхае группы оппозиционных генералов с представителями национального правительства, а также о выдвижении войск маршала Фэна против нанкинской армии. Эта информация была получена от китайских и германских источников в столице Гоминьдана. Там, в Нанкине, через три недели после переворота в Кантоне была провозглашена «временная политическая опека Гоминьдана» над Китайской республикой и объявлены президентские выборы, что до конца мая заморозило действия мятежников. В Шанхае же наращивалось присутствие контингента японских военных советников – туда прибыли 11 японских военных инженеров. Всю эту информацию Москва также своевременно и полно получила от Зорге. 28 мая Кантон объявил войну Нанкину и вошел в сговор с представителями Токио и группой «северных» генералов. «Рамзаю», а значит, и Москве стало известно не только о тайных контактах южных провинций с северными, но и о роли в Кантонском мятеже японской резидентуры в Шанхае[206].

Косвенно переворот в Кантоне был на руку Москве. Всю весну продолжался так называемый «второй карательный поход» армии Гоминьдана против советских районов в центре Китая. При более чем двукратном перевесе в численности – около 200 тысяч человек против 90 тысяч «красных» – Нанкину не удалось добиться успеха в этой кампании, где коммунисты активно применяли партизанскую тактику и использовали противоречия среди сторонников Чан Кайши.