Зорич

— Наша головная боль, Евгений Иванович, всё та же — золото. Как и прежде, никаких зацепок существенных у нас нет. Уж очень чисто сработано. Ты в нашем деле человек новый, так вот, Евгений Иванович, у нас в разработке несколько лет уже бывший офицер капитан Астафьев. Картёжник, шулер. Изгнан из полка с позором. Исчез, прихватив с собой полковую кассу. Крайне жесток. Своих раненых в живых не оставляет, добивает, чтобы не были обузой. Грабит старателей. Крупная артель купца Евграфьева наняла охрану из городских головорезов. Так он нашёл с ними общий язык и своё дело сделал. Через границу ходит как к себе домой! Где-то там у него база, логовище. Один маршрут мы ему отсекли, построив наш кордон. Но у него есть ещё щель, я уверен. Может, и не одна. Я всё думал… То нападение на фельдъегерей необыкновенно дерзкое. В черте города. Кому оно нужно? Какая-то бессмыслица. Что у них можно было бы ему взять? А потом докопался. Тот, что остался в живых, которого жена отстояла, служил в одном полку с Астафьевым. И всё разом сложилось. Они очень не любили друг друга, отсюда и случившееся — месть Астафьева.

Корф прошёл к дивану, сел, положив нога на ногу, задумался.

— Теперь о том, последнем ограблении, когда взяли несколько десятков пудов золота. Когда погибли люди. У нападавших был убит или ранен человек. Астафьев просто бросил бы труп, а здесь его взяли с собой. Это говорит в пользу бывшего капитана. А вдруг это его хитрый ход?! Может быть? Да, может. У капитана все грабежи — чистая уголовщина. А вдруг это не он? И не грабёж это, а экспроприация? На Кавказе это сейчас в ходу. Пополняют партийные кассы таким образом. Уголовщина с политуклоном. Мне не дают покоя, есаул, мысли о польских хуторах. Ведь Попов явно хотел сообщить нечто очень важное о своих «подопечных». И ещё, Евгений Иванович, из столицы телеграфируют, что в Западных землях крайне всё обострилось. Мелкие бунты, неповиновения властям, стычки с полицией. В некоторых местах случаи еврейских погромов. Конфедераты ищут деньги. Местные власти сообщают, что что-то готовится. Тому есть немало существенных доказательств. Англичане, как всегда, тут как тут. Если пахнет жареным, они обязательно присутствуют. Денег не дают, а отделываются обещаниями. Очень интересное доносят из Варшавы: в один день из-под надзора разом исчезли несколько наиболее опасных мятежников. А Попов очень кстати в последней закладке сообщил, что появились «гости».

У есаула дрогнула щека. Он потёр её рукой, чтобы скрыть смущение.

— Но, — продолжил Корф, — по срокам не выходит. Опросили старосту. Говорит, что посторонних нет. Да кто ж ему поверит?! Того, кто в нас стрелял, тоже не признали. Будто с луны упал. Усилили на всякий случай патрулирование. Людей не хватает. Очень кстати прибыли твои ребята.

Корф, передохнув, сменил тему:

— Евгений Иванович, а ведь Кисмет узнал тебя! Я был просто поражён. Я уверен, он скучал по тебе. Давай-ка, есаул, — загорелся Корф, — верхами на хутора! Что скажешь? Повод-то есть! Надо с этой треклятой службы хоть какую-то радость поиметь!

— С удовольствием, Исидор Игнатьевич! — заулыбался довольный есаул.

Глава двенадцатая

Разгорячённые скачкой к хутору подъехали шагом, не спеша. Казаки оседлали Исидору Игнатьевичу вислозадую мосластую кобылу. При первом взгляде знающий толк в лошадях Зорич сравнил её про себя с засидевшейся в девках девицей. Разглядев в деталях, он порадовался за Корфа: эта девица ещё не потеряла уверенности в своих силах, а значит, на неё ещё можно положиться. Не подведёт наездника.

Тем не менее тайком от Корфа погрозил пальцем Фролу Ивановичу. Тот широко развёл руки, мол, понимаю, сожалею, но выбора нет. Лошадь, однако, пришлась Исидору Игнатьевичу по душе. И желая испытать её в деле, он предложил есаулу свернуть с дальней, наезженной дороги и отправиться лесом. Перебравшись через глубокий овраг, поднялись на ровное плато, служившее, должно быть, выгоном для скота хуторянам. Не желая разочаровывать Исидора Игнатьевича, Зорич придерживал Кисмета, и к первым домам подъехали стремя в стремя. Крайние дома — выселка, как бы их назвали в русских деревнях, — стояли в отдалении от основного ядра построек села. Дома группировались вокруг костёла, разбегались от него несколькими улицами.

— Какие же это хутора? — поделился сомнениями есаул. — Посмотри, Исидор Игнатьевич, пара магазинов, цирюльня, трактир, костёл. Добротные. Дома на каменных фундаментах. Я не ожидал увидеть такое. Это если не заштатный город, то уж никак не деревня, скорее село.

— Я думаю, Евгений Иванович, — разъяснил Корф, — хутора — это скорее привычка. Начинали они наверняка с нескольких семей. Ссыльных в этих местах было много. А место удобное. Земли сколько хочешь, не так, как на их родине. Крестьянствуй. Не хочешь — рядом город, заводы, фабрики, порт. Вот они сгруппировались вокруг какого-нибудь хуторка. Отсюда и название.