Зорич

— Ну так вот. Я о чём сказал? — поднял палец вверх Исидор Игнатьевич. — Если эти постояльцы, напугавшие разлюбезную Казимиру Юзефовну, те самые мазурики, то мы их прищучим — и делу конец, — и помолчав, добавил: — Надо только держать на длинном поводке полковника Жлуктова.

Как бы он нам своими патрулями всё дело не испортил, не спугнул их. Что за интерес у него к хуторам? Вокруг полно других посёлков. Как ты думаешь, Евгений Иванович? Может, он знает что-то?

Зорич пожал плечами, пропустив мимо ушей слова Корфа.

Глава пятнадцатая

Через пару дней после посещения Корфом польских хуторов на большом пруду рано утром появился новый рыболов. Пройдя за согбенной спиной продрогшего в туманном холодке, тупо смотревшего на замерший поплавок Акима, он, поздоровавшись и не получив ответа, прошёл пару десятков шагов дальше по заиленному берегу. Положил на траву узелок и удочку. Сбросил с ног заношенные парусиновые туфли, закатал до колен серые холстинные штаны и достал из кармана брюк жестяную коробочку из-под монпансье. Достал оттуда дождевого червяка, ловко насадил его на крючок. Плюнул на него, протянул по леске поплавок из бутылочной пробки с воткнутым гусиным пером. Чертыхаясь, вошёл в холодную воду, забросил подальше крючок, воткнув в песчаное дно длиннющее удилище из выскобленной орешины, вернулся на берег и, перекрестив ступни, сел по-турецки. Развязав, расстелил на мокрой от росы траве большой платок и, стукнув друг о дружку пару круто сваренных яиц, начал завтракать.

Меж тем утренний туман, расползаясь, таял клочьями, открывая в продолжение берега справа и слева, сквозь торчащие камыши, макушки продрогших рыбаков. И среди них незаметные, как все, головы филёра Акима и его связного, сотрудника департамента полиции с немалым содержанием в триста пятьдесят рублей.

В предчувствии скорой развязки кошмарных преступлений в восточной губернии усилия сыскных ведомств, поощряемые наставлениями, рекомендациями, техническими советами титулованных особ столицы, приняли небывалый прежде размах. Предполагаемая связь экспроприаций на золотых приисках с усиливающимся мятежным настроением на западных землях заставила всю полицейскую машину страны заработать с невиданной прежде скоростью, постепенно затухающей усилиями российских вёрст и времени. Скромной докладной Корфа по инстанции о возможной связи постояльцев Озимека с событиями последнего времени вкупе с покушением на агента Попова, Зорича и его, Корфа, усилиями губернских властей, понукаемых к действиям по розыску преступников столичными депешами, был придан гипертрофированный смысл.

Но в то время, как каждый столичный дворник был проинформирован в околотке о том, «что и как», «почему и зачем», будучи проверен на наличие свистка и фартука, стоял, опёршись на метлу, у ворот вверенного его попечительству дома и мрачным взглядом из-под надвинутого на лоб картуза провожал впавших в оторопь, увидевших его сумрачную фигуру редких прохожих, Приморск жил обычной размеренной жизнью. Усиленный несколькими присланными в помощь сыщиками отдел Корфа работал в привычном ритме. Были установлены личности постояльцев Озимека. На руднике работали Лех Зеленьский и Марек Божановский. В порту — Вацлав Шиманский и Сбигнев Чернецкий. Был установлен круг их общения. Он был немногочислен и замыкался на работниках порта и рудника и обитателях дома Озимека. Сложности начались с установлением личности ночных посетителей. Несколько попыток проследить их обратный маршрут закончились неудачами. «Отлично ориентируясь в ночной темноте, они уходили проломами в заборах, какими-то оврагами, зарослями крапивы и колючих кустарников», — так писал в оправдательной записке после «наезда» Корфа А. Никоев. А сыщик Проворов на обвинение его в служебном несоответствии описал на двух листах происшествие, жертвой которого он едва не стал единственно в силу неуёмного желания послужить государю и отечеству:

«Преследуемый в тщетных попытках оторваться от меня, петлял, как заяц, — писал Проворов, — среди каких-то сараев, мусорных куч, поваленных заборов. Бездомные собаки, должно быть, с умыслом им подкормленные заранее, кидались на меня, преследуя. Прижатый к забору злобным псом, я был вынужден прекратить преследование. Желая обезопасить себя от хищного зверя, я оторвал доску в заборе и попытался протиснуть себя на ту сторону. Но в силу своей крупнотелости не смог сделать этого и застрял, не имея возможности отбиваться от озверевшей собаки. Пёс, пользуясь случаем, оторвал мне кусок пиджака, порвал брюки в нескольких местах и покусал моё тело внизу и сзади. Не в силах терпеть это, я стал кричать и так рванулся вперёд, что оторвал секцию от забора с одним столбом, который, наверное, едва держался в земле и упал на землю вместе со псом, который продолжал кусать меня сзади. На мои крики и собачью злобу из дому выскочили люди и, не разобравшись, стали бить меня палками и обзывать по-всякому, обвиняя в воровстве забора».