Слушая трескотню Ерофея Ивановича, глядел с удивлением на тщедушную фигуру старика, зная понаслышке нравы старательской среды, условия их непомерно тяжкого труда, наложившего свой отпечаток на их характер, неуправляемый извне и неудержимый, держать их в узде мог разве что хитроумный детина с пудовыми кулаками, а тут такое. Вечером собрались в тесном составе обсудить дальнейшие действия: есаул, оба Загоскина и оба старателя, проследившие грабителей до их убежища, — Андрей и Фёдор. Обоим лет под тридцать. Оба немногословные, привыкшие к тяжёлому труду, крепкие. Бандитов они насчитали пятерых, до зубов вооружённых, наглых и отчаянных.
— Нас здесь было вчетверо больше, они нас взяли на испуг. Согнали всех в барак. Уводили в сарай по одному. Били, мучали, дознавались, где кубышки. И прознали где. Мы с Фёдором до сарая сбереглись, — рассказал Андрей, — и — за ними, а они не знали и не прятались. К ним надо пешком. Дольше, но безопаснее. Вдруг лошадь заржёт.
— Да и дороги туда нет, сплошь буреломы! — добавил Фёдор.
Порешили казаки так: «Выходим рано утром. До места ведут Фёдор и Андрей, а там — в кусты, и не высовываться. Без них справимся. По возможности берём живыми», — решил есаул.
— Правильно! — сказал в заключение сидевший в углу на табурете и молчавший всё время Ерофей Иванович. — Так им, варнакам, и надо! Неча честных работяг забижать!
До полудня шли по берегу Студёной. Потом по дорожному броду перешли на другую сторону. И двинулись по тележным колеям заброшенной дороги. Огибая каменные нагромождения, поднимались в горы. Так шли ещё четыре часа. И, наконец, к вечеру, дойдя до развилки, проводники уверенно, не сбавляя шага, повели казаков в сторону, находя дорогу в чащобе леса по примятой траве и обломанным веткам. Наконец шедший впереди Андрей поднял руку, остановился и, повернувшись к казакам, проговорил:
— Пришли.
Они остановились на горе. Всё, что было впереди и во все стороны, спускаясь по склону, было сплошным, без прогалин, хвойным лесом. Лишь кое-где над могучими елями поднимались макушками к небу каменные островки.
— Смотри, ваше благородие, — показал Андрей, — вон избушка у той сосны, пониже скалы, видишь?
Есаул молча кивнул головой.
— Вот там и живут. Им тут привольно, ниже по Студёной ещё два прииска — есть кого грабить. А той брошенной дорогой, что мы шли, можно выйти на тракт, а оттуда — во все стороны, попробуй поймай! А тут такая глухомань, сам видел, попробуй-ка найди!
— Ясно, — кивнул головой Зорич. — Спасибо вам, ребята. Большое дело вы сделали. А теперь оставайтесь здесь — и тихо-тихо.
Передохнув с полчаса, пошли цепочкой вниз по склону. Когда, перебравшись через неглубокий, с заросшими кустами смородины берегами ледяной ручей, увидели в просветах между деревьев крышу избушки, пошли медленнее. Вечер стоял безветренный, тихий. Лишь издалека доносилось едва слышно ленивое цоканье кедровки. Подобравшись ещё ближе, они уловили едкий запах дыма. На вытоптанной земле в десяти шагах от избушки разглядели сквозь кусты фигуры двух человек, сидящих у костра. Должно быть, кашевары, догадались казаки. Подобрались ползком так близко, что можно было понять смысл разговора сидящих у костра. Есаул едва слышно сказал Фролу Ивановичу и его племяннику:
— Ваши — у костра.
Остальным:
— Вы — в избушку.
И громче:
— Пошли!
Иван с лёгкостью распластал по земле сидящего боком с прутком в руке. С Фролом Ивановичем случилась незадача: вскочив, он, сделав пару шагов, поскользнулся на траве и упал на колено. Второй, в синей рубашке, сидящий к казакам лицом, среагировал мгновенно. Увидев их, он метнулся за избушку, в кусты. И ушёл бы, если бы есаул не кинулся за ним вдогонку. Погоня, к удивлению хорошо тренированного есаула, длилась довольно долго. Потом расстояние до синего пятна стало быстро сокращаться. И, наконец, остановились на краю большой поляны. Зорич увидел беглеца. Тот стоял, согнувшись и опёршись руками о колени. Дышал открытым ртом, восстанавливая дыхание. Увидев есаула, выпрямился, достал из ножен у пояса нож и стал ждать. Есаул подошёл совсем близко. Подумав, достал свой. И тут случилось неожиданное. Беглец спокойно, с удивлением проговорил:
— Постой-ка, ты ведь есаул? Я же так тебя знаю. Мы же с Александром Петровичем к тебе с Астафьевым в гости приезжали. Он у тебя ночевал, а мы в машине ждали. Только не говори, ради бога, что не помнишь или не знаешь! Отпустил бы ты меня, казак. Кому будет польза, если мы тут резаться будем? Я ведь тебе тоже не спущу. Я тоже из таких, как ты.
Только из бывших. Тоже служил отечеству, а потом, видишь, куда жизнь завернула. Если твоя возьмёт и меня сдашь, мне мало не дадут, а на каторгу я один не пойду… Подумай, есаул. Да и ради чего?! Скоро всё полетит в тартарары… — Помолчав, проговорил: — Ну что, есаул? Как решил?
А Евгений Иванович решил всё и сразу. Спрятав нож, сказал коротко:
— Ты меня никогда не видел и не знаешь. Понятно?