Утром, разогрев, позавтракали остатками вчерашнего пиршества и стали собираться в дорогу. Наполнили до отказа седельные сумки продуктами благодарных старателей. Наполнили сверх всякой необходимости. Попытки умерить щедрость успеха не имели.
— Берите, берите, ребята, не обеднеем! Мёду в этом году было много. Орешник был ядрёный, и шишки кедровые были во — с кулак!
К Евгению Ивановичу подошёл Андрей и, выждав, сказал, что у Ерофея Ивановича дело к есаулу есть. Старик ждал их в конторе за своим столом, и перед ним лежал брезентовый мешок солидного размера. Поздоровавшись, деликатный Ерофей Иванович осведомился о том, как отдохнули казаки, всем ли необходимым снабдили их на дорогу и не увезут ли они с собой, не дай бог, какую-либо обиду на их гостеприимство. Пряча улыбку в усах, Зорич заверил славного старика, что казаки безмерно довольны оказанным приёмом и увезут в памяти бесконечную благодарность жителям прииска и ему, Ерофею Ивановичу, лично. Покончив с официальным ритуалом, Ерофей Иванович простодушно хлопнул детской ладошкой по брезентовому мешку и уверенно проговорил:
— Пустая ложка рот дерёт! Вот это вам, казакам, за спасение наше!
И, расчувствовавшись, потянул из кармана платок. Удивившись, есаул несвойственной ему скороговоркой, до неприличия, сразу ответил севшим голосом:
— Спасибо вам, Ерофей Иванович!
И чуть было по свойственной ему же вежливости не добавил: «Обращайтесь, пожалуйста, когда надо. Мы, де…» Да вовремя язык прикусил. А потом последовала самая приятная часть памятного утра. Позвали Фрола Ивановича как доверенное лицо со стороны казачества. Принесли мелкую брезентовую тару. Пару весов — аптекарские и с чугунными гирьками. И стали дуванить подарок старателей, руководствуясь древними традициями: львиную долю — атаману, всё остальное — всем поровну.
Завершив все предотъездные дела, сели в сёдла, пленников усадили по двое на вьючных лошадей — не совсем удобно, но всё лучше, чем пешком. Всё ранее завьюченное — палатки, котелки и прочее — оставили старателям. Провожать казаков, похоже, вышли все во главе со славным Ерофеем Ивановичем, которого эти суровые матёрые мужики, как понял есаул, любили как отца родного. Обратная дорога была без происшествий. Ночевали на песчаниках в сосновом лесу. Избавившись от палаток, спали, тесно прижавшись друг к другу, поддерживая тепло большим костром — как-никак, зима не за горами. Домой добрались к вечеру следующего дня.
Глава шестнадцатая
— Я питал большие надежды, — сетовал Исидор Игнатьевич, — что твоя поездка будет результативной. И что? Они не знают ничего. Рядовые исполнители. Просто бандиты. Они работали, так сказать, изолированной пятёркой. Впятером и грабили. Вполне справлялись. Вот тот, что ушёл, Астафьев, как сказали бандиты, мог рассказать кое-что. Кстати, Евгений Иванович, расскажи поподробнее, как он от вас ушёл.
— Ушёл очень просто — ногами, — нахмурился есаул. — Быстрые они у него оказались. Мои казаки в рукопашной большие мастера, но а в беге, уж извини…
— Ну ладно, ладно! — успокоил его Корф. — Не кипятись, я ж понимаю, тебе нелегко было. Да и ты меня пойми — задёргали ведь меня! Каждый день трясут. Вынь да положь, а мы не с места!
Корф с ожесточением потёр макушку и добавил безнадёжно:
— Жлуктов в рейд пошёл по прибрежным посёлкам. Может, он что привезёт.
Через пару дней Жлуктов доставил в Приморск жителя Привисленской земли — некоего Ярослава Домницкого. При проверке документов на вопрос, как он здесь оказался и с какой целью, тот отвечал неуверенно, путано, держался нервозно, и было решено доставить его в Приморск для тщательной проверки. В кабинете дознавателя присутствовал Корф. Всмотревшись, он обратил внимание на лицо Ярослава. Оно было всё испещрено чёрными точками. На вопрос, что с его лицом, поляк ответил, что это следы от сгоревших порошинок: на зимней охоте в ствол ружья попал снег, в результате чего якобы его разнесло. Слава богу, добавил Ярослав, глаза не пострадали: успел зажмуриться.
— Да, да, обычная история! — подхватил, сорвавшись со стула, Исидор Игнатьевич. — Ты помнишь, Палыч? — повернулся к следователю Корф. — Ты спрашивал, откуда такой шрам на лбу моего Федьки, племянника? Ты ещё не заметил — двух пальцев у него не хватает. Это ведь то же самое — ружьё рвануло. Ну, продолжай, продолжай, допрашивай! — добродушно предложил Корф, усаживаясь.
— Так вот, — поддержал Палыч, — расскажите о цели вашего прибытия. Если можно, то поподробнее.
— Господа! — с охотой продолжил осмелевший Ярослав. — Я же объяснил полицейскому начальнику, что моя преклонных лет бабушка, предчувствуя недалёкий конец своей жизни, со слезами упросила меня, — шмыгнул носом Ярослав, — найти своего младшего брата Янека, который много лет назад был сослан… ой! Пардон! — спохватился поляк. — Переехал на жительство в эти края. Вы же знаете, здесь полно наших земляков.
«Ну и шельма! — восхитился про себя Корф. — Так и полирует! А слог-то! Слог-то! Начитался классиков, мерзавец! По-русски — чисто, и оспины — есть за что зацепиться.