Зорич

Выхватив из ножен чуть изогнутые клинки, что-то гортанно крикнув, кровники кинулись с двух сторон. Зорич метнулся в сторону, от заходящего со спины молодого и так, что один из нападавших, с выбритой, отсвечивающей синью пламени пожарища головой, с красивой, аккуратно подстриженной бородой, оказался впереди другого, в светлом бешмете. Есаул молниеносно, едва не грудь в грудь, кинулся к нему, шпагой прижал шашку к телу противника, почувствовав едкий запах черемши от его дыхания, вогнал лезвие кинжала в его бок и тут же метнулся в сторону, помня, что другой сзади. Но тот оказался проворнее — резкая боль пронзила спину. Есаул наугад наотмашь хлестнул шпагой кругом в сторону молодого. И почувствовал по отдаче в кисть — попал. Отскочив в сторону, едва успел оглядеться. Третий, со свистом рассекая воздух мелькающей то справа, то слева шашкой, насел на него. «Похоже, — отбивая беспорядочные удары, подумал есаул, — от тех двоих ему мало толку». Бритоголовый, прижав согнутую в локте руку к телу, наклонившись, пытался зажать в кулаке лежащую у ног шашку. «Хорошо я тебя достал, — подумал есаул, — теперь от тебя мало проку». Молодой, сняв рубаху, пытался завернуть ею голову, вытирая обильно заливающую лицо кровь. Отвоевались — убедился есаул и, расслабившись, почувствовал боль в левом бедре: тот успел зацепить его концом шашки. Некрасиво выбранившись, Зорич, отбивая удары, попятился в сторону садовых деревьев, от брызжущего искрами сарая, заметил краем глаза появившуюся вдруг фигуру хозяина соседнего дома, с которым иногда перекидывался парой фраз при встрече. В ночном колпаке и трусах до колен, с длинным багром в руках. Осмотревшись, он, обойдя сидящего с опущенной головой бородача, стал деловито растаскивать багром горящие доски сарая.

«Надо тушить, пора кончать!» — решил есаул.

Долго ждать не пришлось. Кровник, весь в крови от порезов, в заляпанном пятнами бешмете, устав, провалился: шагнув в сторону отскочившего есаула, он потерял равновесие, не успел потянуть к себе шашку и тут же, пропустив укол под ключицу, рухнул на землю. Зорич, бросив оружие, кинулся к двери. Навстречу ему через калитку во двор хлынули толпой казаки с баграми, верёвками, вёдрами. Подкатила, тарахтя колёсами по булыжникам дороги, тяжело гружённая большой бочкой водовозка. Помогая оттаскивать припёрший дверь обрубок бревна, Фрол Иванович, сразу оценив всё, спросил лишь:

— Сколько их?

— Четверо, — морщась от боли, ответил есаул.

— Все здесь?

— Да, здесь. Займись ими, Фрол Иванович.

Аннушка в детской, распахнув створки окна, закрывала кроватку мокрой простынёю.

— Как он? — откинув портьеру, выдохнул есаул.

— А что ему? Спит. Весь в тебя, — натянуто улыбнулась Анна и разрыдалась.

Успокоившись, отстранилась от есаула, потянула за руку:

— Пойдём лечиться, а то кровью истечёшь. А халат-то какой был, жалко.

Дождливое лето помогло сохранить жизнь дому. Сарай, стоявший пустым после зимы, сгореть дотла не успел. Горящие доски растащили баграми в стороны, залили водой. Стены дома обгорели со стороны огнища. Он больше пострадал от дыма, чем от пламени. Пахнущий прежде деревом, от него теперь несло едкой гарью.

Зашло солнце, когда куски сгоревших досок аккуратно сложили за воротами на булыжнике дороги. Рядом и кучи углей, и всякий хлам, выметенный изо всех скрытых уголков сада. Перевязанных Анной поджигателей со связанными за спиной руками усадили на скамейку за воротами, рядом положили тело убитого. Послали за Корфом. Помывшись холодной водой из колодца, сели чаёвничать. Отослав в управление задержанных, сел за стол и появившийся Корф. В накинутом бешмете сидел с непроницаемым лицом Зорич. Корф глядел на него влюблёнными глазами. Казаки, знавшие цену есаулу, глядели на него, как всегда, зная и себе цену, чуть удивлённо и уважительно. Когда они, чувствуя состояние Зорича, пожелав скорейшего выздоровления, покинули дом, а Анна, заглянув в детскую, ушла на кухню, Евгений Иванович, встав из-за стола, переместился в кресло. Вытянув перевязанную ногу, он, откинув голову, закрыл глаза. Чувствовал он себя прескверно. Утомлённое схваткой тело давало знать о себе давящей тяжестью, рана в ноге — пульсирующей болью. В возбуждённом сознании одна за другой, накладываясь друг на друга, мелькали картины пережитой схватки. Попытки расслабиться, забыться сном не удавались. А между тем наступило утро.