Зов дельфина

Лера помолчала. Сейчас планируемая акция выглядела вовсе не столь глупо, как в ее сне… Даже, чего там, очень разумно она выглядела. Ей-то снились петарды и тому подобные… спецэффекты, чуть ли не абордаж. А тут… Тревожные поплавки, дешево и сердито, надо же…

— Хорошая идея… — задумчиво проговорила она.

— Хорошая, — подтвердил Макс. — Для начала. Но есть еще другие варианты. Нужно подождать, пока они начнут действовать, чтобы мы могли их прищучить.

Лера отвернулась и, отойдя к корме, набрала продиктованный номер.

— Добрый день, я от Марины Матвеевны… Пожалуйста, выслушайте меня, дело очень серьезное… — заговорила она в трубку.

До места они, в отличие от Лериного сна, добрались быстро. Только Лера угнездилась на каком-то свернутом брезенте, только успела задремать под ровное гудение мотора, как из-за плеча раздался голос Макса:

— Гляди, вот они!

Из-за берегового выступа медленно выдвигалась яхта. Удивительно знакомых очертаний. Это было странно. Ведь Лера никогда в жизни не видела эту чертову «Медузу»… Вообще не должна была знать, как браконьерское судно называется. Но — да, название оказалось выписано на носу той же затейливой вязью — «Медуза»… мистика какая-то. Да еще Алекс и Эл… Во сне были Элли и Алекс…

Лера считала себя убежденным материалистом и никогда не верила ни в какую чертовщину. Но — Алекс и Эл? И… «Медуза»? Где, в каких источниках она могла встретить эти имена?

И коренастый рыжий тип на палубе этой самой «Медузы»… оказался таким же, как во сне. Как его там звали?.. Кажется, Владислав Ильич? Вдруг и сейчас ей все снится? Иначе бред какой-то получается. Откуда она могла знать, как выглядит один из браконьеров? Где-то в сети видела?

— Эй, на «Зюйде»? Отваливайте!

В реальности рыжий тип оказался куда большим придурком, нежели в Лерином сне. Хозяин жизни, тоже мне! Хозяйчик, разве что… на вид — бугай, а сам — мелкий, злобный и тупой…

Впервые Лера столкнулась с подобным персонажем лет в двенадцать. Ее родители, всю жизнь отдыхавшие то на Курилах, то на Валдае, решили вдруг, как говорил отец, «ознакомиться с прелестями средиземноморских курортов». Начали, естественно, с Турции.

На взгляд юной Леры, Средиземное море не слишком отличалось от Черного. Разве что публика, распластавшаяся по пляжным лежакам, разговаривала вместо русского на всяких непонятных языках. Вот и белобрысый краснолицый тип (он почему-то не столько загорал, сколько краснел), папа называл его «бюргер», на лежак которого с Лериного надувного тигра слетело несколько капель.

— Русиш швайн! — завопил он.

Мама — тихая нежная Лерина мама, — изогнув совершенные губы в акульей улыбке, на чистейшем немецком (какой там акцент считается образцовым? этого Лера не знала, да и суть маминого заявления ускользнула бы, если бы папа не начал шепотом переводить прямо ей в ухо) любезнейшим образом предложила:

— Вы сейчас приносите свои искреннейшие извинения. И мы не станем обращаться в полицию…

Трудно сказать, чью сторону приняла бы турецкая полиция: немцев, как показалось Лере, на курортах любили ничуть не больше, чем русских, возможно, даже и меньше.

Управляющий совершенно точно немцев любил меньше, чем русских. Ну или этого конкретного немца — гораздо позже Лере подумалось, что подоплека ситуации была именно в этом, конкретном немце. Тогда управляющий (или даже хозяин отеля — черт его знает!) оказался бы на их стороне: прижимистый бюргер, каждый день доводивший до слез двух-трех горничных, уже порядком достал весь отель.

— Ноу полис, — проблеял управляющий. — Ноу, сир, уи’д лайк ту сатис…

Немец прервал его пренебрежительным жестом.

— Парле ву… — Управляющий расплылся в улыбке. — Франсе? Эспаньол?

— Найн! — рявкнул бюргер. — Дойч. Дойч! — повторил он с торжеством, переходящим в отчаянье.

Тогда Лера всего этого совсем не понимала.

Управляющий расплылся в вовсе уж безразмерной улыбке:

— Прос-тит-те? Я не говорить дойч. Мод-жеть быть, руски?

Бюргер побагровел.

— Я не парле дойче, — повторил управляющий.

Он вообще-то весьма неплохо говорил по-немецки — Лера, хоть не унаследовала маминых способностей к языкам, все же могла это оценить, — почти идеально по-английски, недурственно изъяснялся по-испански и французски и довольно смешно, однако понятно, по-русски. Как прочитала она — гораздо, гораздо позже — у Асприна, «чтобы языковой барьер помешал торговле? Да никогда!»

— Кто это? — шепотом спросила она у разрумянившейся от неожиданной стычки мамы.

— А! — Та небрежно махнула рукой. — Никто! Теоретически немец, но не обращай на это внимания, такие везде есть. Такие… — мама поморщилась, — убеждены, что они хозяева жизни. Хозяева, ха! Хозяйчики! Шестерки на побегушках возле золотого тельца. Да и золото там… так, самоварное.

Про «самоварное» золото Лера знала от бабушки: так называлась до блеска начищенная медяшка.

Про золотого тельца прочитала в энциклопедии, а потом — в Библии.

Про шестерок объяснил Санька из соседнего подъезда.