Зов горы

Она поела каши, я без охоты сжевала бутерброд.

Потом мы залезли в спальные мешки в палатке.

Мне было не привыкать спать в таких условиях. В любой секте, где я побывала, теснота и невозможность уединиться были главными условиями быта. Это обязательно для успешной обработки. Плюс холод и голод, полностью выключающие мозги недели за две. В итоге тупеешь, все делаешь на автомате. И уж, тем более, не работает критическое мышление.

Я повернулась на бок.

Подумала, что завтра буду в «Белухе». От этой мысли меня вдруг окатила горячая волна ужаса.

Но отступать назад было поздно.

Глаза 34

Я проснулась от дикого холода. Все мое тело сотрясала неудержимая дрожь. Мы лежали на специальных ковриках в профессиональных спальных мешках, но я, видимо, во сне высвободила руки, и струи морозного воздуха проникли внутрь.

Рассвело. В палатке все было нежно-голубым, призрачным. Аделаида спала сном младенца. На ее ресницах синели полоски инея.

Я выползла из палатки и ахнула.

Вокруг меня был черно-белый мир. Толстый слой инея покрывал траву, делая ее неправдоподобно четкой, похожей на гравюру. Затем изображение расплывалось и переходило в фантастическое пространство, словно бы высеченное из огромного куска хрусталя.

Хрустальное поле, хрустальные башни ГЭС, нежный хрустальный лед у берегов реки, хрустальные горы. Воздух был абсолютно неподвижным. Пока я приходила в себя, из-за горы показался край солнца, хрусталь вспыхнул. По горам, потом по башням плотины и, наконец, по полю побежала дрожащая радуга. Там, где она касалась земли, иней таял, мгновенно превращаясь в огонь.

Ветры пришли в движение. Я успела спрятать лицо в шарф – иначе меня обожгло бы морозом. Так я сидела довольно долго, пока буря, возникшая из-за резкого перепада температур, не прекратилась.

Еле двигая оледеневшими конечностями, я доползла до кострища.

Остатки воды в бутылке замерзли. Я пожулькала пластик, пытаясь выдавить из этого айсберга несколько капель.

– Сейчас все растает, – зевая, сказала Аделаида, высовывая голову из палатки. – Днем будет хорошая погода… А вы знаете, как называется это место, где мы с вами сейчас находимся?

– Как?

– Поляна дураков.

– Почему?

– Понятия не имею. Но так у нас говорили.

Мы позавтракали, собрались и двинулись к месту впадения реки Маашей, которую Аделаида, в отличие от журналиста Кости, называла Мажоем.

Я безостановочно зевала, Аделаида, чувствуя угрызения совести за то, что идет налегке, пыталась меня развлекать краеведческими лекциями.

– Вон Мажойский каскад! – периодически вскрикивала она. – Очень сложный маршрут! Но я проходила! Пятнадцать порогов прошла. А вы знаете, что я знала Михаила Колчевникова?

– Да ладно? – вяло удивлялась я.

– Ну! Я же тоже из Томского университета! Вы, вообще, знаете, кто такой Колчевников?

– Только в общих чертах…

– Это наша местная легенда. Он первым прошел все эти пороги! А несколько лет назад погиб на Катуни. Хороший был человек…

За такими познавательными историями мы дошли до Мажоя – он сразу определялся своей молочной водой – и наконец отошли в сторону от Чуи.

Удивительно, но чем дальше мы шли, тем больше людей встречали. На берегах возились бесконечные туристы с байдарками, слышался смех, крики, валялись алюминиевые банки и обертки от шоколадок. Я снова подумала, что прийти в секту «Белуха» мог любой человек.

Пройдя еще часа два, мы свернули от реки по грунтовой дороге в сторону леса. Спустя метров пятьсот дорога неожиданно уперлась в огромную кучу песка. За ней высилась еще более огромная куча какой-то другой горной породы – типа гравия, только красноватого.

– Дорогу, что ли строят? – удивилась я.

Она рассмеялась.

– Это же и есть заброшенный ртутный рудник.

– Так банально?

– А что вы ждали?

– Ну… Ртутных озер каких-нибудь.

Она искренне испугалась.

– Да упаси господь!

Мы миновали четыре или пять этих куч, наконец впереди появилась россыпь заброшенных каменных зданий. Путь к ним преграждала колючая проволока.

Аделаида смело приподняла один из проводов и полезла дальше.

– А не опасно? – поинтересовалась я. – Может, там ртуть?

– Да какая ртуть. Его купили недавно. Видимо, новый хозяин и обнес. Давайте рюкзак. Мы же не будем обходить. Здесь намного короче.

У рудника сохранилось несколько домов. Один был двухэтажный, с выбитыми стеклами. На его фронтоне красными кирпичами было выложено «1964». Еще дальше я увидела каменную арку, ведущую внутрь холма. На ней красовалась полустертая надпись – «Слава шахтерскому труду!».

Я достала мобильный телефон – здесь даже была связь.

Рудник закончился, мы углубились в лес. Он был похож на подмосковный – ели, сосны, пожелтевшие лиственницы. Уютная дорога по солнечной просеке. Лишь впереди голубели уходящие к горизонту волны холмов.

Еще три часа пути, лес закончился.

И я сразу поняла, что мы пришли на территорию бывшей секты «Белуха».