Зов ночной птицы

В понедельник на рассвете Рейчел доставят сюда на повозке и привяжут к столбу. Далее под руководством Бидвелла пройдет фарсовая церемония, а когда страсти в толпе достаточно разгорятся, к дровам будут поднесены факелы. Чтобы пламя костра не ослабевало, в него будут подкидывать поленья из соседней кучи. Мэтью никогда не видел казни через сожжение, но полагал, что процесс должен быть долгим, жутким и очень мучительным. Одежда и волосы Рейчел сгорят быстро, а потом изжарится плоть, но если поддерживать огонь на умеренном уровне, полное сожжение займет несколько часов. Быть может, целый день, ибо Мэтью подозревал, что даже самое яростное пламя не способно в короткий срок полностью испепелить человеческое тело.

Нельзя предугадать, на каком этапе Рейчел потеряет сознание. Она надеялась умереть с достоинством и готовила себя к этому всеми возможными для нее способами, но может случиться так, что ее крики будут разноситься по всему Фаунт-Ройалу в пределах городской ограды. Также не исключено, что Рейчел умрет от удушья прежде, чем ее пожрет пламя, если ей хватит выдержки для того, чтобы ускорить свою смерть, активно вдыхая горячий дым. Да только кому под силу в минуты агонии сделать что-либо осознанное, а не просто вопить от боли и корчиться в страшных муках?

Мэтью предположил, что костер будет гореть всю ночь и многие горожане проведут здесь все это время, радостно наблюдая за тем, как ведьма превращается в слабую тень самой себя. Обгорит и столб, но его будут регулярно поливать водой, чтобы не рассыпался до срока. А утром во вторник, когда от тела останутся лишь пепел и обугленные кости, придет кто-нибудь — возможно Сет Хэзелтон, — чтобы молотом раздробить на мелкие части череп и скелет. Скорее всего, одновременно с ним сюда нагрянет и Лукреция Воган с целым набором корзинок, горшочков и прочих сосудов, спеша поживиться останками ведьмы для амулетов против злых чар. Учитывая ее алчность и предприимчивость, Мэтью вполне допускал, что эта женщина заключит позорную сделку с Бидвеллом и пастырем Иерусалимом: первый может оплатить начальные расходы, включая упаковку зловещего товара, а второй — заняться его распространением по городам и весям вдоль побережья колоний.

Но сейчас надо было избавиться от этих мыслей, ибо они подрывали его веру в то, что решение проблемы еще может быть найдено до наступления рокового понедельника.

Он двинулся дальше по улице Усердия. Наконец впереди показалась струйка белого дыма над трубой дома Линча. Повелитель крыс готовил себе завтрак.

Ставни были широко раскрыты. Линч явно не ожидал появления здесь посторонних. Дойдя до двери под висящими крысиными скелетами, Мэтью без промедления постучался.

Прошло несколько секунд. И вдруг ставни на ближайшем окне затворились — без шума или спешки, а скорее аккуратно и деловито. Мэтью постучал в дверь снова, на сей раз настойчивее.

— Кто там? — донесся изнутри настороженный голос Линча.

Мэтью слегка улыбнулся, понимая, что Линч вполне мог бы это узнать, просто выглянув из окна.

— Это Мэтью Корбетт. Мы можем поговорить?

— Я завтракаю. Нет охоты спозаранку точить лясы.

— Это займет всего минуту.

— У меня нет и минуты. Проваливай.

— Мистер Линч, — сказал Мэтью, — у меня к вам очень важный разговор. Если вы возражаете, я буду вынужден настаивать.

— Настаивай сколько влезет, мне от того ни холодно ни жарко.

Послышались звуки шагов, удаляющихся от двери. Закрылись ставни на втором окне, а потом и на третьем. Последнее окно захлопнулось резче, с презрительным стуком.

Мэтью знал один верный способ, как заставить Линча открыть дверь, хотя это было рискованно. Но он решил пойти на риск.

— Мистер Линч! — сказал он, подойдя к двери почти вплотную. — Что вас так заинтересовало в культуре Древнего Египта?

Внутри брякнул упавший на пол котелок.

Мэтью сделал несколько шагов назад и стал ждать, сцепив руки за спиной. Лязгнул открываемый с яростной силой внутренний засов. Но, вопреки ожиданиям Мэтью, дверь не распахнулась сей же миг, чуть не слетая с петель. Вместо этого возникла пауза.

Самоконтроль, подумал Мэтью. Самоконтроль — это религия Линча, и он сейчас обращается с молитвой к своему богу.

Дверь отворилась. Медленно. И только на щелочку.

— Культура Египта? Что за вздор ты несешь, парень?

— Вы знаете, о чем я говорю. О книге, что лежит у вас в столе.

И снова потянулась пауза. Но теперь в ней уже чувствовалась угроза.

— Оххх, так это ты залезал ко мне в дом и рылся в моих вещах?

Теперь дверь открылась шире, и в проеме возникла чисто вымытая, но небритая физиономия Линча. Его бледные, леденисто-голубые глаза нацелились на Мэтью, как двустволка; зубы насмешливо оскалились.

— Я увидел следы твоих грязных башмаков на полу. И ты неплотно закрыл мой сундук. Надо быть слепым, чтобы не заметить щель в четверть дюйма.

— Вы весьма наблюдательны. Этому способствует ловля крыс?

— Так и есть. Однако же я проглядел двуногого крысеныша, который добрался до моего сыра.