Зов Полярной звезды

— Вы еще здесь? Марш на посты! Эшелон без охраны оставили, а кругом бандиты… — И довесил, совсем как Чубатюк: — Растудыть вашу через коромысло! И смотрите в оба, чтобы вас тоже не…

В присутствии Макара Подберезкин бухтеть не стал, вышел. За ним растворился в полумраке тамбура Аристидис. Чубатюку Вадим разрешил остаться — чтоб было кому охранять «операционную».

— Дай рому! — распорядилась Адель, точно Билли Бонс из стивенсоновского романа.

Вадим протянул флягу. Полагал, что слабонервная девочка хочет глотнуть для храбрости, но ошибся — выпивка предназначалась пациенту.

— Разожми ему зубы!

Адель влила в рот страдальцу лошадиную дозу тростникового пойла. Непей-Пиво, который по молодости лет вел тверезую жизнь в соответствии со своей праведной фамилией, издал вопль, изогнулся дугой, но Вадим навалился ему на живот, утихомирил. Вскорости бедняга заохал, всхрапнул и выключился. Адель резво достала из целлулоидного футлярчика иглу, вдела в нее шелковую нить и принялась, как умелая портниха, зашивать рану. Вадим с восхищением смотрел на ее искусную работу.

— Выживет?

— Потешно… Крови потерял много, но крупные сосуды не задеты. Гарантии не даю. Шансы есть, что выживет.

Уже это вернувшееся «потешно» говорило о том, что дела Непей-Пива не так плохи.

Покончив со штопкой, Адель выколупнула из туго набитой сумки склянку с йодом объемом в половину кварты, нацедила из нее в суповую ложку до краев и вылила йод на зашитую шею горе-караульного. Вадим зажмурился, представив, какая боль должна пронзить сейчас этого тщедушного мальчишку. Но Непей-Пиво, сраженный ромом, дрых как младенец.

Адель обложила рану корпией, перевязала и села на полку, уронив руки.

— Все. Пускай спит. Если рана не загноится, через неделю будет как новый.

У Вадима язык чесался похвалить ее за мастерство, выразить восторг и все такое. Но он видел, как она утомлена, поэтому просто предложил ей лечь. Она, не чинясь, пристроилась бочком на его месте, он накинул на нее бушлат, погасил коптилки, кроме одной. В теплушке к тому времени все уже угомонились, выводили носами рулады. Ночь взяла свое.

К Вадиму с развальцей, по-медвежьи, подошел Чубатюк.

— Айда, браток. Не мешай ей шлямку давить. Умаялась…

Вышли в тамбур. Макар сел на подножку, свесив ноги-ходули наружу, закурил. Предложил и Вадиму, но тот табаком баловаться не любил. Чтоб матрос ненароком не застудил себе что-нибудь ценное, Вадим вернул ему бушлат, а сам прошел в кабинетик Барченко. Был уверен, что после ЧП с часовыми руководитель экспедиции не заснет.

Так и оказалось. Барченко бодрствовал, сидел, задумавшись, глядел на догорающую свечку. Приходу Вадима обрадовался, пригласил сесть, налил настоящего коньяку.

— Непей-Пиво жив, — отчитался Вадим, пригубив пахнущую клопами бурду. — Фельдшер Адель… — осекся, обнаружив, что не знает ее фамилии, — она его спасла.

— Значит, имеем одного раненого и одного убиенного, — подытожил Александр Васильевич. — Кто их, а? Белофинны? Те, которые рельсы разворотили?

Вопрос, что называется, повис. Списать бы все на финских диверсантов, да и ладно. Но нет — наитие нашептывало Вадиму, что финны ни при чем. Угроза таилась где-то здесь, в каком-то из вагонов. Она жила в черепной коробке одного… а то и не одного?.. из тех людей, которых считали своими.

— Гляжу, сия мистерия особого мудрования требует, Вадим Сергеевич… Вы коньяк-то пейте, пейте! Это из личных запасов Глеба Ивановича Бокия. Так сказать, от щедрот… И давайте вот что обсудим. Поелику эскулап наш помре… царство ему небесное!.. Кем мы его заменим? Без медика в эспедиции невозможно, а приискать его в захолустье — задачка не из простых. Что мыслите?

Не в пример «мистерии» с убийством Яакко, здесь у Вадима все было заготовлено, обдумано и разложено по полочкам. Он в красках расписал шефу, как мужественно и со знанием профессиональных тонкостей боролась Адель за жизнь Непей-Пива. И ведь вытащила с того света! С такой медичкой можно куда угодно идти, не пропадешь.

— К тому ж медичка диво как собою лепа! — подморгнул ехидно Александр Васильевич.

Скулы Вадима обдало жаром.

— Да я не об этом, — залопотал, как школьник, пойманный директором с папироской на заднем дворе. — Я ради общего блага…

И стал сам себе противен.

Барченко подлил коньяку и молвил незлобиво:

— Конечно, конечно… Я и не в укор. Так, поерничать вздумалось… Можете вы с сией особой перетолковать предметно? Предложите ей от моего имени выгодные условия: полное довольствие, жалованье в размере восьми… нет, даже десяти червонцев. Едва ли она в своей тьмутаракани больше четырех получает со всеми надбавками. Да пообещайте, что, коли справится, заберем ее с собой в Петроград или Москву, протекцию обеспечим. Будет жить, а не прозябать… Словом, уговорите. На вас вся надежда. Как согласится — шлите ко мне, оформлю бумагу, чтобы все чин чином.

Вадим вскочил из-за стола так бойко, что едва посуду не опрокинул.

— Постараюсь, Александр Васильевич… Разрешите идти?