Зов Полярной звезды

Показания Крутова согласовывались с описанием последних лет Мишиной биографии в изложении Адели. Вадим не стал в этом признаваться и тем более приплетать свою пассию, но Крутов и так понял, что убедил.

— Ты граппу-то пей! Не бормотуха. Это мне один майор в Милане презентовал. Очень просил, чтобы я большевиков из матушки-России прогнал. А на другой день после нашего застолья его автомобиль переехал. Хребет пополам, черепушка всмятку… Водка, водка, огуречик — вот и спился человечек. Тяжело в лечении, легко в гробу.

Вадим принюхался к граппе, пахла омерзительно.

— А как же ты до Милана и Парижа доехал — тоже через Крым?

— Зачем? Я в попутных дровнях до Колы допилил. Пошел в кабак, с английскими матросами на брудершафт выпил. От них и выведал, что ждут на фрегате плату от русских за формулы немецких газов. У союзничков наших был доступ в кайзеровские лаборатории, так что они о газовом оружии еще до его первого применения узнали. Хозяйство вести — не хреном трясти. Но бесплатно делиться информацией отказались — только за бакшиш. Его-то мы и везли в ящике, припоминаешь?

— Везли, но не довезли. И по нашей милости тысячи солдат от иприта и хлора селезенки выплевывали… Я это видел!

Разволновавшись, Вадим половину стаканчика пролил на себя. Крутов не озлился, он был настроен на примирительный лад. Налил себе третью, а Вадимову посудину дополнил доверху.

— Туфта все эти формулы… Судя по тому, как французы с англичанами от немецких газов драпали, кайзер их облапошил. В общем, хорошо, что мы этот ящик им не довезли. Получается, заплатили бы за фуфло…

— Что же в нем, в этом ящике? Золотые самородки?

— Может, кое-что и подороже. Всяко не рыбья чешуя. Вот я и стал тебя выискивать, чтобы карту в целое сложить. Нелегкую, скажу тебе, работенку ты мне задал! Пришлось по своим каналам справки наводить. Узнал, что развенчали тебя, в мясорубку сослали. Сам балда — я тебя предупреждал: не гарцуй, послушай совета. Нет, полез к Беляеву… ну и получил по заслугам. Это тебе не манто в трусы заправлять!

Дальнейшая последовательность событий достраивалась без подсказок: вызнав местонахождение Вадима, Крутов потаенно прибыл в Осовец, подгадал момент, проник в казарму. В вещах ничего не нашел, едва не был разоблачен. Следующая попытка — на складе, перед эвакуацией крепостного гарнизона — оказалась успешной.

Завладев бесценным клочком, лежавшим в кармане у Вадима, Крутов покинул расположение русских войск. Хотел сразу ехать на Север, но очутился в эпицентре военных действий, попал в германский плен и до восемнадцатого года сидел в концлагере. Перенес брюшной тиф, чуть концы не отдал, выдюжил. Заброшенный судьбой в Париж, он, не выпуская из памяти вожделенный ящик, стал собирать деньги с доверчивых белоэмигрантов…

— Так что же помешало тебе до аэроплана добраться? Чего кота за пипку тянешь?

Крутов засадил третью и вмазал кулаком по столу.

— Не нашел я ничего! Охал дядя, на титьки глядя… Пять гектаров дна в этом проклятущем озере протралил — хоть бы хны! Надул лопарь, что-то не то с картой…

Тут Вадим расхохотался — и репей не помешал.

— Кто из нас дурошлеп? Когда ты в казарме в моих манатках копался, любой бы тугодум допер: идет охота за картой. У меня ведь больше ничего путного с собой в крепости не было. А бумажку ту я всегда в кармане носил, для сохранности. Подумал: карман — не швейцарский банк, могут добраться. Я ее и сжег…

— Сжег?!

— Как есть. А вместо нее нарисовал другую. Фальшивку. Стиль Явтысыя скопировать — плевое дело, все равно что малец трехлетний р-рисовал. Эта фальшивка тебе и досталась.

— Ты… ты… — Крутов, уже изрядно захмелевший от выпитого, взбесился, схватил «парабеллум», изладился для выстрела.

Вадим ждал момента и дождался. Выплеснул итальянские помои в ненавистную мордализацию, еще и стаканом запулил. Метил в лоб, но Крутов увернулся, и стакан пролетел у него над маковкой, хряпнувшись о стену пещеры. «Парабеллум» изрыгнул огонь, тренькнул разбитый газовый рожок. Ослепший Крутов вертелся на месте, а Вадим подбежал к двери, рванул на себя.

Дверь не сдвинулась ни на миллиметр. Наверняка какие-то хитрые запоры… Вадим сдернул со стола ополовиненную бутылку, взял ее за горлышко, чтобы жахнуть вражину по чугунку. Теплая граппа потекла по руке, залила портки.

Ба-бах! — бутылку снесло начисто, остался лишь бесполезный осколок, едва умещающийся в кулаке.

— Болван ты стоеросовый! — проговорил Крутов, протирая глаза краем черной мантии. — Я на слух стреляю, могу в темноте сверчка с шестка пулей снять. Куда тебе до меня! Алеша три гроша, шейка — копейка, алтын — голова.

Вынужденный признать поражение, Вадим отошел от двери, по-наполеоновски скрестил руки. Помирать, так с честью!

Повторил то же самое, что слышал от Крутова девятью годами ранее:

— Шмаляй, чего ждешь? Соплежуй…

Крутов, успокоившийся и трезвый, как римский понтифик, убрал пистолет, показал Вадиму на стул.