Зови меня своим именем (ЛП)

Как же я восхищался людьми, которые говорили о своих недостатках и слабостях, как о дальних родственниках, с которыми они научились мириться, потому что от них нельзя отречься. Фраза «И всякое другое, что не важно помнить», как «Я знаю себя», намекала на ту сферу жизни, к которой имеют доступ только другие люди, не я. Как же я хотел сказать подобную вещь однажды. «Меня не беспокоит провал в памяти о прошлой ночи», — и в лучах утренней славы. Мне было интересно, что это за другие вещи, из-за которых надо принимать душ. «Принимал ли ты душ, чтобы взбодриться, освежиться, вернуть своему измученному телу силы? Или ты принимал душ, чтобы смыть с себя все следы прошлой ночи, ее непристойность и низость? Ах, объявить о своих слабостях, покачав головой, смыть их все прочь свежим абрикосовым соком, приготовленным артритными руками Мафалды, и облизать губы после!»

— Ты откладываешь свои выигрыши?

— Откладываю и инвестирую, Проф.

— Хотел бы я такие же мозги, как у тебя, в твоем возрасте, я бы избавил себя от многих ошибочных решений, — сказал отец.

— Ты и ошибочные решения, Проф? Честно говоря, не могу даже представить, чтобы ты принял неверное решение

— Потому что ты видишь меня как образ, а не как реального человека. И что еще хуже: как престарелый образ. Неверные решения, да. Каждый проходит через период traviamento³¹ — мы выбираем, как говорится, другой поворот жизни, другой путь. Как это сделал Данте. Некоторые восстанавливаются, некоторые делают вид, что восстановились, некоторые никогда не возвращаются, некоторые выходят из игры еще до начала, и некоторые от страха новых ошибок всю жизнь ведут неправильную жизнь.

Мать мелодично вздохнула. Это был ее способ предупредить компанию, что разговор может вылиться в импровизированную лекцию великого человека.

Оливер продолжил вскрывать второе яйцо.

У него были большие круги под глазами. И он действительно выглядел изможденным.

— Иногда traviamento становится правильным путем, Проф. Или таким же хорошим, как и другие варианты.

Отец, который уже закурил к тому моменту, задумчиво кивнул, это был его способ показать, что он не является экспертом в этой области и с большим удовольствием был готов послушать сведущих людей.

— В твоем возрасте я ничего не знал. Но сейчас все знают всё и говорят, говорят, говорят.

— Возможно, то, что надо Оливеру, это сон, сон, сон.

— Этой ночью, я обещаю, синьора П., никакого покера, никакого алкоголя. Я надену чистую одежду, пройдусь по своим записям и после ужина мы все посмотрим телевизор и сыграем в канасту, как старые люди в Маленькой Италии. Но сначала, — добавил он с чем-то, напоминающим усмешку, — мне надо встретиться с Милани. Вечером, обещаю, я буду самым послушным мальчиком на всей Ривьере.

Так это случилось. После короткого забега до Б. он стал «зеленым» Оливером на весь день, он стал ребенком, не старше Вимини, со всей ее прямотой и покладистостью. Он также привез огромный букет из цветочной лавки. «Вы сошли с ума», — сказала мать. После обеда он изъявил желание прикорнуть. Первый и единственный раз за все время его пребывания здесь. И в самом деле, после дневного сна (проснувшись только в пять) он сразу потерял лет десять: румяные щеки, отдохнувшие глаза, изможденность исчезла. Он как будто стал моего возраста. По уговору тем вечером мы уселись все вместе (гостей не было) и смотрели что-то романтическое по телевизору. Лучшей частью вечера было то, как все, даже Вимини, заглянувшая к нам, и Мафалда, у которой было свое «место» возле двери в гостиную, обсуждали каждую сцену, предсказывали конец, по очереди возмущались и насмехались над глупыми поворотами в истории, актерами, героями. «Почему, что бы ты сделал на ее месте?» «Я бы бросил его, вот что я бы сделал». «А ты, Мафалда?» «Ну, по моему мнению, ей стоило принять его, когда он попросил об этом впервые, а не колебаться так долго». «Я думаю точно так же! Она получила именно то, на что напрашивалась. Сама виновата».

Нас прервали только однажды. Это был звонок из Штатов. Оливер любил говорить по телефону экстремально кратко, практически обрывать звонки. Мы услышали его неизбежное «Бывай!», трубка повешена. Он никогда не комментировал эти звонки. Мы никогда не спрашивали.

Мы не успели сориентироваться, как он уже вернулся, сразу спросив, что пропустил по сюжету. Каждый вызвался добровольцем, желая заполнить этот пробел. Включая отца, чья версия произошедшего была менее подробной, чем версия Мафалды. Было очень шумно, в итоге все мы пропустили гораздо больше, чем Оливер за время разговора по телефону. Мы много смеялись. В какой-то момент, пока мы сосредоточенно следили за драматическим накалом страстей, в гостиную вошел Анчизе и, развернув мокрую старую футболку, показал вечерний улов: огромный морской окунь. Общим советом мы моментально проголосовали приготовить его на завтрашний обед и ужин. Отец решил налить всем граппы, даже Вимини несколько капель.