Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века

С этой мыслью она умостилась поудобнее, уткнулась носом в плечо Сулеймана и заснула.

Глава 11

Она ночевала с султаном уже две недели подряд. Оставалась в комнате до утра, утром ее с поклоном провожал кизляр-агаси. Доводил до ее комнаты, улыбался непонятно, уходил.

Гарем гудел.

– Никогда у него не спали женщины! – в первый же день сообщила Гюлесен. – После… ну, ты понимаешь, после чего, – она стыдливо хихикнула, – женщин всегда выпроваживали. И со мной так было.

Хотелось бы верить, что это так, только – откуда Гюлесен знать про всех? Спросить она бы не рискнула – чтобы никто, не дай бог, не догадался, насколько для нее важен ответ. К счастью, ответ интересовал не только ее.

– А откуда ты знаешь, что со всеми? – К разговору подключилась еще одна девушка, из новеньких – имени ее Хюррем пока не знала.

– О, я тут все знаю!

Хотелось бы, конечно, верить, но Гюлесен была склонна к преувеличениям. Не врала – сама верила в то, что знает «все на свете». Но, к сожалению, верить было нельзя. Хотя и очень хотелось.

– Не верите?! – Гюлесен почему-то завелась, лицо пошло пятнами. – Я знаю, что говорю! Мне… мне один человек сказал, который знает! – И покраснела, став совершенно багровой.

– Кто? Ну?

Новенькая была воплощенное любопытство; а Гюлесен, кажется, надо было спасать. Видно же, что не хочет рассказывать. Может, еще какую-то глупость сделала, а ведь ее один раз уже пороли.

– А кстати, что тебе-то самой султан подарил?

– О, он сделал мне несколько подарков! – Гюлесен расцвела. – Серьги, и браслет, и пояс, и…

Она что-то еще говорила, но Хюррем уже не слушала. Главное она сделала – отвлекла внимание девчонки, та на некоторое время забыла о своем вопросе. Если еще когда вспомнит – Гюлесен уже как-нибудь сама выкрутится.

А вот правду ли она сказала, что до Хюррем никто не проводил всю ночь у султана, – она разберется позже. Хотя – дожить бы до этого «позже»…

Почему ее это так беспокоит? У него были жены, официальные, если так можно сказать, три жены, четверо сыновей и, как говорится в «Песне песней», – «девиц без числа». Так какая разница, спал кто-то в его постели или выметался прочь сразу после секса?

В конце концов, Махидевран он любил по-настоящему – об этом говорил весь гарем, да и по поведению «любимой жены» это было видно: чтобы почувствовать себя такой «владычицей морской», нужно было иметь для этого какие-то основания…

А она, Хюррем, что? Игрушка на пару дней? Приятный собеседник (а Сулейману, похоже, и в самом деле нравится с ней разговаривать), с которым заодно можно и сексом заняться? Кто?!

Она с ужасом ждала наступления месячных. Здесь это вообще было проблемой – для нее, привыкшей к прокладкам: все эти тряпки, с которыми ни сесть, ни лечь нормально, и – самый главный ужас! – тяжелый запах в комнате, ведь по какой-то причине почти у всех девушек в их комнате месячные проходили практически одновременно.

Начнутся месячные, к султану ее позовут – она не сможет, он позовет кого-то другого, а потом забудет о ней вообще. Власть? Да какая, к чертям собачьим, власть! Представить себе, что кто-то – какая-то мясистая корова или тощая змеюка! – лежит с ним в одной постели и он гладит ее по волосам…

Да придушить хочется! Причем – все равно кого.

Конечно же, месячные начались. Тогда, когда им и было положено.

И конечно, кизляр-агаси вечером позвал ее к султану. Она пыталась объяснить, но чернокожий, до сих пор относившийся к ней вроде доброжелательно, почему-то стал вести себя по отношению к ней несколько по-другому. Сейчас он попросту сделал вид, что не слышит.

Она шла и отчаянно трусила. Что она скажет? Восточный мужчина, на дворе – начало шестнадцатого века… Да кизляр-агаси специально ее подставляет! И Хюррем знала, откуда «ноги растут»: султанская матушка постаралась. Валиде Хафса Айше. Кизляр-агаси подчиняется именно ей, к тому же, говорят, он и предан султанской матери по-настоящему, не как подчиненный – как… а как кто, собственно? Как собака? Вряд ли, у него хорошо развито чувство собственного достоинства. Тогда как кто? Ладно, с этим разберемся позднее.

Итак, почему против нее настроена валиде?

Не понравилось, что рядом с сыном появилась новая фаворитка? Да какая ей разница-то? Гюльфем, Гюльбахар, потом – Хюррем, после нее вполне может появиться еще кто-то. Какое дело до этого матери?

Помнится, в настоящей истории настоящей Роксоланы валиде почувствовала, что рыжая девчушка с Украины сможет урвать у нее значительный кусок власти – потому и беспокоилась, потому и плела против нее интриги. Но это было не сразу, уже после рождения первого ребенка, а то и еще позже. А что толку интриговать против теперешней Хюррем? Она пока что никто и звать ее никак.

Впрочем – может быть, как в том анекдоте: «Ну не нравишься ты мне!»? Хотя вроде бы валиде в тот раз приняла ее не враждебно.

Может быть, это просто испытание? Валиде хочет посмотреть, как сопливая девчонка выкрутится из этого положения? Она бы и сама предпочла посмотреть, а не поучаствовать. Но вот не вышло…