Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века

В своей комнате она засела за Интернет. Хюррем хасеки Султан, ее грозная свекровь Хафса Айше, у которой на самом деле было четверо сыновей, а никак не один; лукавый Ибрагим – то ли грек, то ли итальянец, который способствовал заключению союза между турками и французами. Вот и союзник был бы для Роксоланы, реши она уничтожить Англию – ведь как французы к англичанам всегда относились, известно даже тем, кто с историей почти не знаком.

Сын соперницы Махидевран, который был казнен, когда ему было аж тридцать восемь – с чего Стаська, спрашивается, взяла, что Роксолана настроила своего мужа против чуть ли не подростка? Ей почему-то казалось, что Мустафе было лет шестнадцать-семнадцать…

Конечно, тридцать восемь – тоже не возраст для того, чтобы умирать. Но в тридцать восемь он и в самом деле мог что-то замышлять против своего отца. С другой стороны – замышлял ли? Или все-таки алчная женщина решила любой ценой посадить на престол именно своего сына?

Информации было много, и она была противоречивой. Ну и ладно. В конце концов, ей-то это зачем? Ну поинтересовалась, и ладно. Все равно никогда не пригодится. Разве что перед подружками «блеснуть», когда те снова сериал начнут обсуждать.

Под конец девушка запустила фильм. Она посмотрит одну серию; только одну – и будет спать. Но, конечно, выполнить данное самой себе обещание не удалось: какое там – одну серию! Вслед за первой было решено посмотреть «только половинку второй», потом – пока не наступит развязка очередной интриги…

Заснула Стаська уже под утро; правда, вставать надо было рано, но и два часа поспать – тоже неплохо, тем более что следующий день обещал быть не слишком-то сложным.

Утром по будильнику девушка не встала. Когда обеспокоенная мама решила заглянуть в комнату дочери, добудиться Стаську она не смогла. У дочери были теплые руки и ноги, но пульс едва прощупывался.

Приехавшая через несколько минут «Скорая» привести девушку в сознание не смогла, и Анастасию Самойлову, восемнадцатилетнюю студентку политеха, увезли в больницу.

Глава 2

Запах. Она пришла в себя из-за запаха. Пахло морем, солью и потом. Немытыми мужскими и женскими телами. Табаком. Какими-то специями. Прогретым солнцем деревом. Целый букет – и, что самое странное, ни на что не похожий.

Легкий ветерок погладил ее по щеке, словно мама рукой провела. Подхватил прядь волос, пощекотал по носу и…

Стаська открыла глаза. Стенка. Деревянная. А если повернуть голову… Батюшки! Море! Почему?!

– Она очнулась.

Чья-то шершавая ладонь коснулась ее щеки. Стаська дернулась и попыталась сесть. Получилось. Господи, где она и что вообще происходит?!

Она лежала, а вернее, уже сидела на сбитой из досок широкой скамье, под полотняным навесом, на палубе галеры. Впрочем, может, и не галеры, черт его знает, как назывались у турок гребные суда! Десятка два голых по пояс мужчин под звук барабана, задающего темп, то наклонялись вперед, то отклонялись назад, тягая громадные весла.

Кино. Конечно, это снимают фильм, а она играет… главную героиню?

Ага, конечно! Такие фантазии хороши в двенадцать лет, ну, в пятнадцать, а в восемнадцать девица вполне заурядной внешности, да еще и студентка не какого-нибудь там театрального института, а вполне приземленного политехнического никак не может рассчитывать на главную роль в «костюмном» фильме.

Впрочем, предположение, что она на самом деле плывет на галере, потому что ее… ну, скажем, похитили и везут продавать, было еще более невероятным.

– Где я?

Стоящий рядом толстый дядька в красных шароварах и жутко грязной рубахе, распахнутой до самого пупа – один-в-один пират из какого-нибудь фильма о Синдбаде-мореходе, – быстро залопотал на непонятном языке.

– Он говорит, ты наконец-то пришла в себя! Он говорит, ты очень сильно ударилась.

Девушка сидела прямо на палубе, поэтому Стаська ее сразу и не заметила. По-русски она говорила с акцентом, но понятно.

Пузатый что-то еще сказал и отошел.

– Что он говорит? Где мы? И что вообще происходит?

– Ты ничего не помнишь? Бедненькая! – Девушка ласково погладила ее по голове.

Со слов Малиши – так звали новую знакомую, – их везли в Стамбул. Продавать. Они были товаром. Рабынями. И ей это не снилось. Или снилось?..

Стаська быстро ущипнула себя за ногу – сильно, с вывертом. От боли даже слезы на глаза навернулись, но ничего не исчезло: все так же бил барабан, отсчитывая ритм, все так же натужно скрипели весла, все так же глядела печальными глазами Малиша. Все было реальностью.

– А почему я ничего не помню?

– Ты пыталась выпрыгнуть за борт. Господин Альтюг, – короткий кивок в сторону, куда отошел пузатый, – пытался удержать тебя. Ты вывернулась, поскользнулась и ударилась головой о край скамьи.

– А может, это меня господин… – Как же его зовут? Что-то похожее на «утюг». – Господин Альтюг приложил?

– Что ты! – испугалась Малиша. – Господин Альтюг не посмел бы!

– Че-е-го?! Не посмел бы?!

– Мы – особо ценный груз. Нас портить нельзя. Ты же знаешь, в отличие от других невольниц на нас даже ошейников не надевали.

– Почему? – тупо поинтересовалась Стаська.