— Причем здесь Россия, мы об одном человеке говорим, — отпарировал Михайлов.
— Чем мы ей поможем — домой к себе взять? Я, конечно, сочувствую, но такая тягость мне тоже не нужна, — ответил дед Матвей.
— Тягость никому не нужна, разве я об этом? — возразил Михайлов, — в деревне еще несколько пустых домов стоят для жилья пригодных. Почему бы Василису к нам не перевезти? Дров ей привезем, огород вспашем, остальным она сама себя обеспечит.
Все удивленно уставились на Михайлова — об этом никто не подумал.
— Ну, ты и голова, Борис, мы-то как раньше до этого не додумались! — воскликнул отец, — все проблемы Василисины снимутся сразу. Ну, голова-а…
— Еще надо с ней все обговорить, конечно, — продолжил Михайлов, — съездить, убедить. Люди же мы все-таки или нелюди? — он помолчал немного, — ты, дед Матвей завтра чурок на дрова напили в лесу, знаешь где. Потом с отцом привезем их на тракторе. Если Василиса согласится, то и ей дров напилим все вместе, руки не отвалятся. Согласны?
Мужики закивали головами. Светлана произнесла вслух:
— Добрый ты у меня, Боренька, все бы такими были, как бы жилось людям на свете прекрасно. И не видел Василису никогда, а считай, уже помог больше всех. Не согласится — это ее выбор.
На следующий день Борис видел, как с утра дед Матвей взвалил бензопилу на плечо и пошел в лес, как договаривались. Он взял колун, занялся чурками. Часам к четырем переколол все, сваленные кучей во дворе, сложенные оставил на потом или на зиму. Вместе со Светланой сложили дрова в поленницу под навес — ветерок сушит, дождь не мочит.
Борис предложил перед ужином съездить к Василисе.
— Устал ты, Боря, — возразила Светлана, — отдохнуть тебе надо, давай позже съездим.
Понимаешь, Света, спал даже плохо, кусок в горло не лезет. Вроде бы войну прошел, всякого насмотрелся. А тут в мирное время такие ужасы творятся. Съездим вместе — одного испугается и не поверит мне, не знает.
— Она не из пугливых, в лицо не знает, но новости и до нее доходят. Конечно, съездим, чего раздумывать, ты правильно решил, по-человечески. Хороший ты мой, — она прижалась к нему, — заводи машину, поехали.
Дорога из проселочной постепенно превращалась в лесную. Заросла травой и не помнила когда по ней последний раз проезжала машина. Но все-таки оставалась дорога, два раза в год Василиса привозила по ней муку и соль. Весной после вскрытия рек и осенью до ледостава.
Раньше Грязновка от Михайловки отличалась почти лишь количеством домов. В Михайловке побольше, в Грязновке дворов пятьдесят. Сейчас стоял посередине один дом, от него несколько пустырей с печными обвалившимися трубами. Дальше снова дома.
— Василиса дома на бревна раскатывает, пилит и получаются дрова. Легче, чем в лесу валить и таскать, — пояснила Светлана.
— Целый мужик эта Василиса, — усмехнулся Михайлов, останавливая машину у дома.
Они вышли, зашли во двор. Василиса, как сразу понял Михайлов, встречала их на пороге, прислонившись одним плечом к косяку двери. Одной руки не было видно и, как предположил Михайлов, она держала в ней заряженное ружье — мало ли кто мог приехать.
— Доброго здоровья вам, — поздоровались Михайловы.
— Здравствуй, Света, — ответила Василиса, — с тобой кто?
— Это мой муж, Василиса, поговорить с тобой приехал, — ответила она.
— Заходите, гостями будете, здравствуй…
— Борис, — подсказал он.
— Здравствуй, Борис.
Она сошла с крыльца, указала рукой на скамейку во дворе. Михайловы присели, к ним присоединилась и Василиса. Борис закурил сигарету, начал разговор:
— Мы со Светланой живем в Михайловке, в доме учительницы, если знаете, — она кивнула головой, — я ее сын.
Василиса посмотрела на него уже по-другому, не так настороженно, как прежде. Борис продолжил:
— Случайно узнал о вас, Василиса, и подумал — почему бы вам не переехать в Михайловку, дома есть, пустуют. Соберете урожай, мы вас перевезем, можно и раньше, если захотите. Дров привезем на зиму, огород весной вспашем. Все лучше, чем одной жить, а на могилку к своим всегда сбегать сможете. Что ответите, Василиса?
Она ответила не сразу, видимо, обдумывая варианты. Борис разглядел ее уже лучше, но возраст так и не определил. По внешнему виду около пятидесяти, но одежда и зимние холода старили обычно деревенских, а у нее еще и невзгоды. Неужели ей, как и мне, сорок пять?
— Трудно ответить малознакомому человеку, — начала Василиса, — если бы не Светлана, не стала бы разговаривать совсем.
— Мой муж, Василиса, Михайловский Голова, что это — ты знаешь. И меня ты знаешь. Сходи, посмотри дома, можем сейчас тебя отвезти, обратно, конечно, сама доберешься.
— Голова, значит… Быстро, но, наверное, заслуженно. А дома чего смотреть, я их и так знаю. В Корнеевский перееду, если все так, Светлана дом знает. Выкопаю картошку и увезете все разом, — она встала и поклонилась, — спасибо вам, Борис. Чаем бы напоила, но заварки нет, с травами сама пью, желаете?