Вечеринка, танцы — все на сцену. Живей, живей. Пиджаки долой, стулья в стороны. Ну-ка, расступись — танцует Он, друг-завистник. После него — Она. Последним — муж-герой. И быстро — муж и Она на край сцены.
Прожекторы только на них.
Пошли друг к другу.
Медленно.
Страшно медленно.
Нет-нет, раздеваться не нужно, только одну пуговку.
Ближе.
Еще ближе.
Видали? Сколько еще метров между вами, а они уже ерзают, уже поджимаются нога на ногу, уже слюна на губах.
Так их!
Еще ближе…
Скиньте туфли.
Ага, их колотит, им невтерпеж!…
Ну, гитары — вперед. Песенка о трех удачах. О первой удаче, как дом сгорел, а меня в нем не было. О второй — как ушла жена к другу, а могла бы к врагу. О третьей — как меня убило пулей, а могло бы бомбою. Кому-то не нравилась эта песенка, кому-то хотелось другую, поумнее, а зачем? Кого вы хотите переумнить? Всю мировую поэзию? У нас другие законы, у нас иллюзион, поймите — завтра они будут ерзать от одной только песенки, при первых звуках будут сучить ногами. Главное, не выпускать их, не давать опомниться. Кончили вечеринку, и сразу дальше.
Снова лаборатория, новый эксперимент.
Те же трубки, но без мотора, на мотор они уже ученые, уже заслонились в душе, а мы их пламенем возьмем, с дымом, с воем сирен — откуда не ждут.
Пожарные готовы? Брандспойты, огнетушители?
Тогда зажигай.
Гори! Бушуй! Трещи! Дыму, дыму побольше.
Ну, друг-завистник, выскакивай, не зевай. И дверь на ключ.
Ах, подлец — какой же ты подлец! Ведь муж там остался, вон он мечется в дыму и огне, в настоящем огне. Ай! Смотрите! Он горит — горит и мечется, живой костер. Ой, как ему страшно, как больно гореть! Он мечется, он кричит, и в зале кто-то кричит, кто-нибудь горевший, со шрамами от ожогов, с памятью и воображением, вот-вот вскочит, помчится на красный «выход».
Дым… Дым… Темнота.
Похороны.
Цветы.
Поднимают гроб.
Несут его по проходу в зал.
Сердце разрывается от траурных маршей. Ведь это было, все было на самом деле! Сожгли человека заживо, вон в программке-то написано — воспоминания очевидца. Ох, хоть бы антракт скорей, хоть бы передохнуть.
Но нет, не будет вам антракта.
Теперь самое главное — месть. Помните выстрел в самом начале, помните? Вот Она ходит, окаменела от горя, молчит, но чувствует, чутьем понимает, кто убийца, а доказать нельзя. Все сгорело, никаких улик, никто ее не слушает, не верит. И снова ей на тросике с небес подсовывают этот божий револьвер, он повисает в углу — сейчас стрельнет. И зал сжимается, ждет, вот сейчас…
Нет, не решается.
Слушает еще, чего ей тот подлец говорит. Мало ему, что друга сжег и славу всю забрал, — теперь и жену хочет.
Да стреляй же, стреляй, чего ты ждешь? Не решится никак, трудно убить человека? Враки это все, ничуть не трудно. Вот-вот, правильно тот старичок говорит, что милосердие должно быть с мечом, а добро с кулаками. И что подлецы кругом еще есть, мерзавцы всякие, прячутся в гуще народа, все беды от них — разве не так? Так что же ты ждешь? Да… Да… Стреляй… Не томи. Вот… вот сейчас… не целясь… пока он не смотрит… Ну?!.
Нет, опять отпустила.
Опять танцы пошли.
А тот, на тросике, висит себе, вращается потихоньку, нет-нет да и уставится тебе в глаза черным дулом — аж во лбу больно. Но Она-то, Она что делает? Подлецу улыбается, танцует с ним. Вот они, верно, вся их порода такая. Ах, дайте мне тот револьвер, я их сам, обоих, его и ее. И домой к себе ведет, ах сука, убийцу ведет, польстилась. Нет, это… это что же?… это ведь невозможно… это что же творится на свете, до чего дошли уже. К дивану тащит, юбку расстегивает, просит свет погасить…
Вот он снимает пиджак, идет к выключателю, спокойно так идет, и тут Она наконец срывается, отбегает в угол и… Тот же адский грохот, те же гвозди в уши, в мозг, в распаленные нервы, но какой восторг, какое сотрясающее блаженство — раз! другой! третий! Еще неподвижен занавес, еще расплываются, расцветают три алых пятна у того на белой рубашке, еще валится он медленно на колени и потом навзничь со стуком, а зал уже стонет, ревет, вскакивает на ноги.
Вот!.. Вот оно!…Свершилось. Они ревут. Сто, тысяча! Сколько их? Где их важность, где усмешки? Где блокнотики для впечатлений? Где те умники, кто их видит, молчащих, в этом громе и плеске? Занавес. Конец. Мы победили. Все, все на сцену. Держите друг друга… Крепче… Держите, чтобы не упасть… Какой рев, какой грохот!.. Нет сил больше… Мы победили…. Все… Их глаза… раскрытые рты… их слезы… Нечем дышать… Занавес… Кончено… Спектакль окончен… Мы победили… Довольно. Конец…
22