Зрелость

Ольга даже не оформила свидетельство о праве преподавать, и родители писали ей гневные письма: в начале июля она уехала в Бёзвиль. Мне ее не хватало. Между тем атмосфера, в которой существовало трио, в конце концов стала такой гнетущей, что для меня было облегчением вырваться из нее и погрузиться в легкие отношения товарищества без особых последствий. В «Пти Мутон» на короткое время приехал Бост, к которому Марко проникся глубокими дружескими чувствами; по вечерам мы трое обегали более или менее сомнительные кабачки, которые Марко ухитрялся отыскивать. Улица Кордельеров была не такой манящей, как улица Галионов в Гавре, но и там тоже сияли фиолетовые звезды, красные мельницы, зеленые коты. Однажды ночью Марко барственным жестом поприветствовал содержательницу публичного дома, сидевшую у входа в какой-то коридор, он переговорил с ней, и она провела нас в своего рода жалкий зал ожидания. Несколько женщин в длинных платьях сидели на деревянных скамейках. Марко предложил выпить чахлой блондинке и с чрезмерной учтивостью стал задавать ей вопросы. Блондинка смущенно отвечала, а я сочла, что Марко поступил бестактно. Хотя обычно он мог позволить себе что угодно: он располагал к себе. С тех пор как Ольга вернулась к семье, Сартр легче переносил ссору с ней; в Руане настроение у него было очень хорошее. Вечер я проводила с ним. «У Нико» мы ели яичницу, а около полуночи картинно являлся Марко; он нес на плечах Боста, опьяневшего от двух рюмок перно и хохотавшего во весь рот. Его веселость передавалась нам, и мы вчетвером устраивали страшный шум. И мне и Марко пришло время расстаться с Руаном: наша репутация была уже серьезно подпорчена. Но мы оба получили назначение в Париж: такое продвижение наполняло меня радостью. Сартр в следующем году должен был покинуть Гавр. Не знаю, по какой причине — наверняка речь шла о том, чтобы его должность отдать какому-то родственнику или знакомому — туда пригласили нового преподавателя философии. Взамен Сартру предложили дополнительный курс в лицее в Лионе для подготовки учеников в Эколь Нормаль. Его родственники и мадам Лемэр оказывали на него сильнейшее давление, чтобы он согласился, но Лион был далеко, и под предлогом того, что дополнительный курс представлял собой повышение, для Сартра существовал риск остаться там надолго. Он предпочел класс по подготовке на степень бакалавра в Лане; это было недалеко от Парижа, где, учитывая скромность выбранного им назначения, у него были все шансы сохранить его и на следующий год. Я решительно поддержала его.

Мое счастье восстанавливалось. Сартр казался умиротворенным, и я собиралась вместе с ним в Рим. С другой стороны, несмотря на волнения нашей частной жизни, мы в этом году внимательно следили за развитием политической жизни. И с воодушевлением встретили победу Народного фронта.

Мы давно на это надеялись. Между тем правые ожесточенно боролись, чтобы помешать этой победе. Одним из самых нашумевших эпизодов этой схватки было история с Жезом. Профессор права, Жез не раз доказывал прежде свою приверженность реакции, но в сентябре он согласился выступить в Лиге Наций и от имени эфиопской делегации произнести обвинительную речь против Италии. В ноябре на его первой публичной лекции поднялся такой шумный скандал, что ему пришлось ее отменить. В начале января в присутствии декана Алликса он снова предстал перед студентами: скандал возобновился. Юридический факультет закрыли, и фашистская молодежь попыталась начать в Латинском квартале всеобщую студенческую забастовку: она провалилась; тем временем палата депутатов приняла закон, позволявший правительству распускать мятежные союзы. В феврале, когда итальянские войска захватили Аддис-Абебу, когда французские правые направляли Муссолини поздравительные телеграммы, юридический факультет снова открыли: лекция Жеза снова была сорвана. Декана обвинили в том, что он не сумел в достаточной мере защитить его, и ему пришлось подать в отставку. В марте, после последней попытки, Жез окончательно отказался выступать на публике.