Зрелость

Как только возобновилось движение поездов, ко мне приехала Ольга; шесть часов она простояла в коридоре, даже туалеты были забиты людьми, так что дети облегчались через дверцы, а старые дамы прямо на пол. Вокзал Бёзвиля обстреливали. Семья Ольги жила в тридцати метрах и укрылась у друзей, на некотором расстоянии; по возвращении они нашли все стекла своего дома разбитыми вдребезги. Несколько дней Ольга жила в квартире моей бабушки, потом вернулась к родителям. Бьянка заезжала в Париж; две недели она провела на бретонской ферме, собирая зеленый горошек; теперь остаток каникул она проведет с матерью и сестрой в Йонне. Ее отец принял меры, чтобы один из его друзей, ариец, взял на себя обязанность вести его дела, он предвидел худшее; Бьянка тоже: ее терзала тревога, и как бы я ни старалась, я чувствовала, до чего она одинока рядом со мной. Мне вспоминалось время, когда я говорила Ольге: «Евреев не бывает, есть только люди!» Как я была далека от реальности! Еще в 1939 году, когда Бьянка рассказывала мне о своих венских кузенах, я с некоторым стыдом угадывала, что она живет не в моей, а в другой истории; теперь это бросалось мне в глаза, она находилась в опасности, в то время как мне не грозило ничего такого уж страшного, наши близкие отношения, наша дружба не в силах были заполнить эту пропасть, разверзшуюся между нами. Мы обе не измеряли ее глубину, и, возможно, из благородства она еще больше, чем я, избегала ее исследовать; но если она не поддавалась горечи, то я не могла избавиться от неловкости, походившей на угрызения совести.