Сверху донесся низкий гнусавый клич. Мы вскинули головы и увидели несколько стервятников, кружащих высоко в небе в ожидании момента, когда можно будет спикировать и полакомиться.
– Не волнуйтесь, они не опасны, – сказал я. – Они помогают поддерживать чистоту окружающей среды и предотвращают распространение болезней.
Уж не знаю, почему я поделился этим фактом. Наверное, просто хотел, чтобы она почувствовала себя в большей безопасности.
Я снова посмотрел на нее. Из-за засохшей крови цвета ржавчины ее голубые-преголубые глаза казались более выпуклыми. Интересно, о чем она сейчас думает? Она расстроена? Заинтригована? Хочет немедленно уехать?
– Я приму душ, – наконец сказала Грейс и нетвердыми шагами направилась к ранчо, скрестив на груди руки, как будто пыталась отгородиться от окружающего мира.
Проведя рукой по лицу, я надул щеки.
Не такой Вайоминг я хотел ей показать. Да, тут красиво, но даже красивые места бывают уродливыми. Мухи жужжали вокруг окровавленных туш, пикируя и пируя на гниющем мясе. Смерть не бывает приятной.
Покачав головой, я зашагал по подъездной дорожке.
Шарлотта загружала в свою машину ящики с яйцами.
– Как принцесса? – спросила она со смехом.
– Шар, не надо, – предупредил я.
– А что? Я же говорила, что ей здесь не место.
Я потер лоб и глубоко вздохнул.
– Потому что ей не понравилось падать в яму с трупами животных?
– Да, это было отвратительно, и мне бы тоже было противно. Но животные здесь то и дело погибают. Тут не ее мир, Келвин, разве ты не видишь? – Шар склонила голову к плечу.
– Может, и не мой.
– Не говори так.
Она поджала губы, ожидая продолжения, но я молчал, и Шарлотта спросила:
– Почему ты раньше не сообщил о яме в службу контроля за животными?
– Я ее не видел. Я не часто ухожу с ранчо, потому что у меня нет времени на прогулки. Ранчо отнимает бóльшую часть моей жизни, слишком за многим здесь нужно присматривать, слишком о многом заботиться.
Шар бросила на меня сочувственный взгляд.
– Думаю, это место крепко въелось в тебя, Келвин, и ты наказываешь себя за то, что не в твоей власти. Мы о тебе беспокоимся.
– Кто «мы»?
– Бетти, я… И Джо тоже, я уверена. – Шарлотта положила руку мне на плечо. – Я рядом. Я всегда буду рядом с тобой.
Она коснулась моей щеки и пристально на меня посмотрела. Я уже видел однажды такой взгляд и знал, что он значит… для нее. Но не мог ответить ей тем же.
Я отвернулся, позволив ее руке соскользнуть с моего плеча.
Закончив загружать последний ящик в машину, Шар посмотрела на меня и со словами:
– Увидимся в субботу, – захлопнула багажник.
Я нахмурился.
– В субботу?
– Да, Келвин. Вечеринка с барбекю в честь твоего дня рождения. Несколько месяцев назад я сказала тебе, что ты не будешь один в свой день рождения, и ты согласился.
Отряхнув руки, она подошла к дверце со стороны водителя.
– Черт, я совсем забыл.
– Ты единственный известный мне человек младше сорока, который забывает о своем дне рождения. Это странно, – сказала Шар, садясь в машину.
– Ничего странного. День рождения – просто еще один день.
– А маленькая мисс Нью-Йорк будет присутствовать?
– Если останется здесь – наверняка. Возможно, я спугнул ее тем лосиным кладбищем.
Я пнул гравий.
– Надеюсь, что спугнул, – сказала Шарлотта со смехом.
– Шар, перестань. Будь доброй. Ради меня.
– Хорошо, я буду доброй – только ради тебя. – Шар наклонила голову набок. – Кстати, о доброте. Не будешь ли ты так добр заехать ко мне и починить трубу под раковиной? Очень прошу, – взмолилась она, выпятив нижнюю губу.
– Конечно.
– Ты лучше всех!
Она захлопнула дверцу машины, а я направился к своему грузовику.
Опустив стекло, Шар крикнула:
– Эй, Келвин!
Я обернулся.
– Да?
– Я хочу кое о чем с тобой поговорить после того, как она уедет.
Я сунул руку в передний карман.
– Ты можешь поговорить сейчас.
– Нет, это не к спеху. – Шарлотта повернула ключ в замке зажигания.
– А если Грейс не уедет? – спросил я со смехом, но лишь отчасти шутя.
Шар завела машину и посмотрела на меня.
– Тогда я сама ее вышвырну.
Ее глаза на мгновение сузились, но потом она сверкнула улыбкой, которую лучше было бы описать как зловещую.
Грейс
Свернувшись калачиком на диване рядом с камином, я смотрела на танцующие языки пламени, на их изменчивые оттенки – от оранжево-желтого до синего. Моя кожа горела, до скрипа оттертая в душе. И все равно я чувствовала на себе липкую кровь, ползающих личинок, эластичные сухожилия, которые как будто обвили меня на веки вечные. И я по-прежнему ощущала запах железа, тухлых яиц, нафталина, чеснока и фекалий с привкусом чего-то сладкого. Никто никогда не упоминает, что у смерти сладкий запах, подобный запаху свежескошенного газона или спелого банана. Гексанол и бутанол в ответе за то, что сразу после смерти появляется этот запах.
Стоило мне моргнуть, как я снова видела изувеченное животное, кровь, наполовину съеденные внутренности, застывшие черные глаза. Такие же темные шарики были повсюду: они смотрели на меня со стен гостиной, где висели чучела.