Зримая тьма

— Как сказать, Стив, как сказать. Боюсь, что вы ошибаетесь. Мне будет не по себе, если вы возьмете на себя такой риск. Почему бы не подождать до завтра? Прекрасно, что вы согласились поехать, но когда я представляю вас одного на дороге…

— Я предпочитаю ехать сейчас и покончить с этим делом. Чем скорее выеду, тем раньше вернусь, еще сегодня же. Мы должны поскорее забрать парня, не оставлять его одного.

— Будь по-вашему, Стив. Если уж вы так настроены, я не стану мешать. Не хочу скрывать — вы снимете с меня тяжкий груз. Люди смертельно напуганы, и это понятно. Чего доброго, вобьют себе в голову, что мы совсем не заботимся о них, и тогда, проснувшись в одно прекрасное утро, мы обнаружим, что их и след простыл. Если это произойдет, нам останется только сложить чемоданы и разъехаться по домам. Всем нам.

Я взглянул на часы. Мне, пожалуй, надо ехать, чтобы вернуться до наступления темноты. Да и движение на дороге прекращается в половине шестого. Я поднялся.

— Вам виднее, Стив. Все же меня немного пугает мысль, что вы поедете один. Французы помалкивают, но стороной я узнал, что только за последнюю неделю на дороге дважды устраивались засады. Все-таки разумнее, на мой взгляд, отложить поездку до завтра.

— Против гражданских автомашин засад не устраивают. Во всяком случае, пока не устраивали. Они охотятся за военными машинами, им нужно оружие.

— Ну, а пистолет-то у вас есть? Надо бы захватить с собой пистолет, как вы считаете?

— Он мне ни к чему, я слишком плохо стреляю. К тому же мне не дадут возможности воспользоваться им.

Джи Джи под дождем проводил меня до вездехода.

— Дождь-то нам на руку, — заметил он. — Вряд ли они ждут, что кто-нибудь отправится в путь в такую погоду.

Я засмеялся.

— Ну, на это не приходится рассчитывать. Бьюз утверждает, что арабы равнодушны к погоде.

ГЛАВА III

Километров за шесть до перевала я увидел на обочине дороги группу арабских женщин. Всех арабок, за исключением проституток, мы обычно называли фатьмами, арабских же проституток — мавританками.

Ветер и дождь надували белые джеллаба[4] женщин, словно паруса. Арабки отчаянно размахивали руками, когда я промчался мимо со скоростью больше ста километров в час. Проехав метров сто, я развернул машину. Мне было жаль женщин, но я вернулся не только из-за этого. Будет совсем неплохо, подумал я, если последние сорок километров со мной поедут арабки. Ни один феллах не рискнет стрелять, заметив рядом с вами женщину.

Женщин было пять. Они вытряхнули воду из рукавов и забрались в машину. Троих я кое- как затолкал на заднее сиденье, под тент, а двоих усадил рядом с собой. Они заполнили машину узлами и младенцами и принесли с собой тяжелый запах дыма и лежалого хлеба. Едва разместившись, женщины сняли чадру. Рядом со мной устроилась хорошенькая девочка лет четырнадцати, с каким-то забавным выражением глаз; они напоминали цветную иллюстрацию с расплывшимися красками: голубые, с какими-то странными зрачками.

— Куда вы направляетесь? — поинтересовался я.

— В Либревиль, — ответила одна из сидевших позади арабок.

— И долго вы здесь ждали?

— Вчера весь день и сегодня с утра. Колонна не остановилась, — отозвалась та же женщина, выговаривая французские слова со старательностью школьницы.

Это казалось невероятным, я не мог понять, как перенесли такое испытание маленькие дети. Обрадованные удачей, женщины возбужденно щебетали и кудахтали по-берберски. Всякий раз, уловив мой взгляд, сидевшие рядом со мной девушки отвечали на него быстрой, застенчивой улыбкой. Из-под джеллаба были видны мокрые платья из дешевого, крикливого шифона и бусы из янтаря.

Мы проезжали теперь неглубокое ущелье, где заканчивались пятьдесят километров безопасного пути через зону, умиротворенную усилиями полковника Латура. Насыщенный сыростью туман окутывал холмы по обеим сторонам дороги, и они казались кучами мокрой ваты. Именно с этих холмов феллахи спускались на равнины с другой стороны перевала. Видимость не превышала ста метров. Сквозь завесу дождя я разглядел зубчатые очертания скал, вывернутых из земли какими-то геологическими катастрофами, — скалы высились беспорядочными грудами среди черных, рельефно выделяющихся пиков, между которыми лежали заросшие елями долины. Французы уже не раз натыкались здесь на засады. Особенно страшный случай произошел месяца три назад, когда в момент посадки в автобус был полностью уничтожен французский патруль, возвращавшийся в казармы. Ржавое шасси, с которого были сняты все детали, до сих пор валялось на обочине среди валунов.

Я начал отсчитывать повороты. Их было двадцать три, и если феллахи где-нибудь и поджидали меня, то уж, конечно, за одним из них. Забыв о своих пассажирках, я внимательно наблюдал за дорогой через два ясных треугольника, протертых стеклоочистителями на ветровом стекле.

Двадцать один… Двадцать два… Двадцать три! Дорога перешла в отлогую кривую, спускающуюся к равнине. Я с облегчением нажал на педаль акселератора.