Он обнял Янку за плечи и энергично повёл её вокруг дворца. Она едва успела схватить щётку.
Дворец, сделанный из трёх типовых кукольных замков, фабричных задних дверей не имел, поэтому дверь была сделана из куска пластика, вставленного в неровно прорезанную дыру в пластмассовой стене.
– Вот, проходи, здесь нет дворецкого, открывать можешь сама, щётку на улице не оставляй, мало ли что, поставь здесь, в коридоре.
– А что, мало ли что? – подозрительно поинтересовалась Янка.
– Ну, вдруг твои друзья увидят, что ты здесь, и… – Марк подбирал слова, – и позавидуют тебе, ну да, конечно, позавидуют. Сюда, на лестницу, вверх, осторожно, ступеньки. Вот. – Марк открыл низенькую дверцу. – Заходи.
В комнатке у стены стояла одинокая кровать. И всё. Больше никакой мебели.
– Ты будешь здесь спать, – широко улыбаясь, объявил Марк.
– А над кроватью такая штука, – рассказывала Янка на следующий день, – проволочная сеточка, её на бутылки с шампанским нацепляют, чтобы пробка не стрельнула. И он мне говорит: надень это на голову. А я ему: себе надень, торшером будешь. Он руками замахал: это, говорит, обязательно, это входит в условия, чтобы сны не распадались, а конденсировались.
– Чего? Сны? Распадались? И что ещё, конде?..
Машка сидела на диване, закутавшись в простыню, с полотенцем на мокрых волосах и красными глазами. Утром горячая вода пошла со слабым напором, и ей пришлось лазить в трубы. Её дорогу от ванной комнаты до домика Янки можно было проследить по каплям на паркете. И Янке ещё пришлось уговаривать её раздеться и повесить всё сушиться, Машка минут пять упрямо повторяла, что она так посидит, на ней быстрее высохнет.
– Конденсировались. Сны. Он, понимаете, построил такую сон-комнату. Я в ней засыпаю, а они с королевой всё, что мне снится, видят, как…
Янка хотела сказать «как по телевизору», но телевизора в этой квартире не было, также как компьютера, и что это такое, феи не знали.
– Видят, как будто в окно заглядывают, – продолжила Янка. – Сны из головы попадают на эти проволочки, – Янка показала, как попадают, – что-то там с ними происходит, а у королевы с Марком на головах такие же штуки. И они видят мои сны.
– Им своих, что ли, мало? – пробурчал Фёдор.
Он опять что-то грыз. И он был не только мокрый, как Машка, но ещё и липкий. И его Янка не смогла уговорить переодеться. Похоже, он стеснялся. А липким он стал от того, что в холодильнике пролился сок. Не сам пролился, а когда Фёдор сливал сок из пакета, испытывая новый способ, с помощью трубочки для коктейлей и насоса для воздушных шариков-колбасок. Получилось даже слишком хорошо.
– А! – Янка махнула рукой. – Ей мои сны нужны. Они, понимаете, решили, что я сюда попала, потому что мне что-то приснилось. Потому что я заснула там, а проснулась здесь. А я не помню ничего. Вообще не помню, что мне снилось. Может быть, мне ничего не снилось, – нахмурилась она.
– А королеве-то зачем твои сны смотреть?
Степан был занят тем, что любовался своей шляпой, которую украсило новое воробьиное перо. Перо ему передали контрабандой из подъезда. Оказывается, пока Янка маялась во дворце, Степан залетал к ней в домик, плодотворно пошептался с Демьяном, и теперь налаживал тайные связи с феями-изгнанниками. Перо передали на пробу, проверить маршрут. Планы у Степана были куда весомее птичьего пёрышка.