Зубровский

…Когда Шеварднадзе вышел, президент долго сидел за письменным столом, уставясь на портрет Сталина. А может, старик прав? Что если помочь Закаеву в реализации его грандиозного замысла? Ведь американцы тоже должны быть заинтересованы в этом. Это же отличный предлог для бойкота Олимпиады. Мол, безопасность не обеспечена, и власть не управляет ситуацией. Они же должны понимать, что если бойкот Московской олимпиады привел в конечном итоге к распаду СССР, то бойкот Сочинской может привести к долгожданному распаду России…

Оторвав взгляд от портрета, он сцепил перед собой пальцы в воздухе.

«Сможет ли этот бесноватый чеченский эмиссар осуществить задуманное? Что-то о его деятельности давно ничего не слышно. А террористка?» — тут же вспомнил Михаил. То, какую грандиозную операцию по ее поимке проводят русские, говорит о том, что чеченский эмиссар не шутит. Он вышел на тропу войны с серьезными целями. Что если действительно ему помочь? Вместе они смогут оказаться достойными противниками для России.

Президент закурил и снова взвесил все за и против. Что ж, вздохнул он, за неимением лучших вариантов можно попробовать и с Закаевым. И, конечно, первым делом надо помочь террористке. Это будет должным образом воспринято чеченцами.

В этот момент на столе зазвонил телефон. Президент снял трубку.

— С вами хочет поговорить Ахмед Агжиевич Закаев, — сказала секретарь.

* * *

Буря бушевала так долго и яростно, что майор и его ребята не стали бы пережидать ее на открытой площадке — в этом Фатима почти не сомневалась. Значит, они уже добрались до леса. Сейчас дождь и мрак их союзники, они мешают ей видеть их, и они, воспользовавшись этим, поднялись по склону, скрывшись в лесу. Ничего, далеко не уйдут, злорадно ухмыльнулась Фатима. Ее научили охотиться на людей.

Выйдя из лесу, она направилась к подножию скалы. Конечно, под прикрытием бури она смогла бы без труда уйти в другую сторону, глубоко в чащу. Но сначала — трофеи.

Каждый шаг отдавался болью в ребрах — сломано как минимум одно. Поблизости от обрыва никого не было, и Фатима поняла, что тело отнесло потоком куда-то подальше. Она прошла еще немного и наткнулась на него. Раскинув руки, погибший лежал лицом в воде.

С трудом сняв пояс со снаряжением, так у нее болела грудь, Фатима нагнулась и подняла с земли соскочившую с пояса литровую полиэтиленовую бутылку. Бутылка помялась, но не треснула. Фатима сделала несколько глотков. Спиртное провалилось внутрь и взорвалось там ручной гранатой. Пистолет был на месте в кобуре. Рукоятка прикрыта кожаным кожухом, поэтому воды в кобуру набралось немного. Она расстегнула кобуру и достала пистолет ПМ. Полная обойма. Она быстро засунула пистолет обратно в кобуру и осмотрела патронташ. В нем оказалось с десяток патронов. Быстро надела пояс на себя и, нагнувшись, проверила карманы убитого. Ничего. Съестного тоже нет…

Сняв с убитого брючный ремень, она стащила с себя куртку и рубашку. По телу застучали капли дождя.

В согнутом положении грудь болела еще больше. Ремнем она туго перетянула ее. Боль перестала быть режущей, двигаться стало легче.

Теперь можно и в путь. Как только майор со своими людьми спустится со скалы, тут-то она его и накроет. Быстро повернув направо, Фатима наткнулась на второе тело и остановилась.

Это был мужчина в зеленом. Его отнесло далеко от обрыва. На поясе висела финка и патронная сумка, а в сумке — целая пригоршня картофельных чипсов. Она стала быстро есть, почти не пережевывая, но вскоре спохватилась. Так нельзя. Пищи мало, нужно использовать ее с большим толком.

На какое-то время небо немного очистилось. Воздух стал прозрачным и синим, такой бывает только вечером в горах.

Вдруг она услышала новый звук и, взглянув в оптический прицел, обнаружила, что несколько человек движутся в сторону расщелины. Это не могла быть основная группа, которая осталась на гребне. Значит, они разделились? Или эти просто сбежали, потеряв голову от страха? Что ж, в любом случае это хорошо. Можно перебить этих по одиночке там, возле трещины в скале. Придется только обойти ее кругом…

40

Сжав пальцы в кулак, Зубровский поднес его к лицу, раскрыл и снова сжал. Большой и средний пальцы, ободранные о зубы Милешкина, распухли, но губы старшины распухли, казалось, еще больше. Он попытался встать, но ноги его не удержали, и он с криком повалился на землю.

— Зачем бил? — спросил Кузнецов.

— Черт, так получилось.

— Совсем не обязательно распускать руки.

— Перестань, сам знаю…

— Взгляни на него. Он даже стоять не может. Что теперь с ним делать?

— Заткнись, у нас проблемы посерьезнее. Оружие, рация — все смыто.

— У нас остались пистолеты.

— Против винтовки-то? Разве это оружие? Эта чертовка перещелкает нас как котят.

— Если только уже не убралась, воспользовавшись бурей, — сказал Уточкин. — Буря ей на руку.

— Нет. Вряд ли она от нас так просто отвяжется. У нас ни пищи, ни снаряжения. К тому же мы выбились из сил. Хорошо, если хоть на корячках унесем ноги.

Он посмотрел на Милешкина, сидевшего в грязи и стонавшего.

— Помоги мне, — сказал он Уточкину.

Вместе они поставили Милешкина на ноги.