Зубровский

Впереди, рядом с уличным фонарем, вспыхнули задние огни внедорожника, его водитель открыл дверцу, чтобы посмотреть назад. Фатима выехала на встречную, целясь в низко расположенные фары внедорожника. Тот вырулил на левую полосу, чтобы не столкнуться с ней, но Фатима тут же вернулась на свою, и внедорожник метнулся к тротуару, влетев в столб электроосвещения…

Продолжая вдавливать в пол педаль газа, она задумалась, почему на улице нет машин и никто не выходит на улицы. Объявили эвакуацию? Это ей только на руку. Машина на предельной скорости неслась вперед. Настроение у нее улучшилось. Она сделает свое дело. Завладеть машиной и пробраться незамеченной к шоссе, ведущему к плотине, оказалось нетрудно. Те, кто приехал на этой машине, сейчас, наверное, в горах вместе с остальными. Она без труда соединила провода в ключе зажигания, и сейчас, проскочив перекресток, чувствовала, что пройдет всего лишь несколько часов, и она выполнит задание. Они, конечно, уже знают, куда она движется, и ее попытаются остановить, но большинство их машин, вероятно, остались далеко позади, так что особого сопротивления впереди не будет. Она пересечет поселок, свернет на плотину и там, на гребне, взорвет, машину. Черт возьми, взрывчатка в плотине должна сдетонировать!

— Фатима…

Голос испугал ее. Он шел из рации в Форде.

— Фатима, послушай… Я знаю, ты меня слышишь.

Голос был знакомый, но давно забытый. Фатима попыталась вспомнить.

— Слушай меня, — каждый звук был четким и ясным. — Это я, Шамиль… Ля илляха илля Аллах… помнишь?

Да, конечно. Муфтий! Она редко видела его, женщин в мечеть не допускали — только голос с минарета.

Мерзавец. Идет против своих! Неужели продался?

— Фатима, ты должна остановиться.

— Нет, кади, я пойду до конца!

— Послушай меня. Если ты сдашься, останешься жить. Они обещали мне это. Они уже стоят у тебя на пути. Если бы была уверенность, что тебе удастся сделать это, я бы сам посоветовал тебе продолжать. Но у тебя нет выхода. Поверь мне. Пока еще не поздно, остановись. Сделать ты уже все равно ничего не сможешь.

— И это говорите вы, кади? — она не могла поверить своим ушам.

— Да, я. Я понимаю, тебе это трудно понять, но я помогаю им, потому что так требует Коран. Во имя Аллаха всемогущего и милосердного… Сказано: «Я послан как милость для мира, а не как проклинающий». Остановись! Ты пошла на поводу у преступников, которые обманули тебя. Аллах не забирает жизни, он дает их… К тому же ты ничего не сможешь сделать.

А вот посмотрим!

Позади нее прогрохотали очередные взрывы. Резко свернув к затемненной на ночь автозаправке, она выбила ногой стеклянную дверь, вошла внутрь и, поискав пульт управления, врубила электронасосы. Прихватив лом, вышла наружу и сбила пистолеты со шлангов, пустив из них струи бензина на полную. Потом отвела машину на безопасное расстояние, вернулась и достала спички. Чиркнула — и ночь превратилась в день, огромное озеро огня расплескалось по тротуару. Она села в «форд» и помчалась дальше, а за ее спиной горящий бензин, двигаясь потоком по лоткам, достиг припаркованных машин, и они стали взрываться одна за другой. Она знала, что будет, когда упадет давление в системе. Тогда огонь пробежит по шлангам в подземные цистерны, и в воздух взлетит половина поселка.

— Фатима, — снова сказал мулла по радио. — Я прошу остановиться. Все уже бесполезно. Вспомни: «Те, которые творят зло, получат возмездие. И постигнет их унижение, и нет у них защитника от Аллаха», — в микрофоне послышалась арабская речь — мулла забормотал сулы из Корана.

А вот хрен ты угадал! Фатима выключила радио. Цитировать Коран в подобных обстоятельствах — это издевательство! Слова муллы вызвали у нее новый приступ бешенства и решимость идти до конца.

Она уже почти проехала центр поселка и через несколько минут показались сторожевая будка, шлагбаум, преграждающий путь на плотину, и какая-то темная машина стоящая рядом со шлагбаумом.

48

Стоя возле капота служебного уазика, Зубровский ждал. Он поставил машину поперек дороги, в том месте, где она выходила на гребень плотины, и облокотился на открытую дверцу, держа в руке пистолет. От огня, бушевавшего в центре поселка, приближались огоньки двух фар. Это она! Зубровский видел происходящее, будто с двух сторон сразу — ее глазами и своими. Пистолет застыл в его руке.

Издалека послышался натужный рев мотора. Вскоре фары стали бить прямо в лицо. Он прищурился, разглядывая водителя. Прошло более суток с тех пор, как он видел подрывницу, но трудно было не узнать ее гордо и высоко посаженную голову, тонкую шею, коротко подстриженные волосы. Фары ослепили его, и он выстрелил сначала в одну, и тут же в другую.