— Прости, Хамид, я увлекся… — проговорил Мансур. — Аз-Зиммий — это человек из неверных, который живет под исламским правлением и платит соответствующие налоги. Если сказать попросту, это немусульманин, подданный мусульманского государства. Аль-Муахид — это неверный, который заключил с мусульманином договор о ненападении. А Аль-Мустаъман — неверный, которому мусульманин обещал безопасность, то есть дал гарантию безопасности…
Хамид нахмурился, соображая.
— Погоди, — остановил он друга, который хотел уже продолжить разъяснения. — Но ведь на практике наши моджахеды, особенно арабы, этих запретов особенно не придерживаются…
— Это ты погоди… — не дал Мансур закончить Хамиду свою мысль. — Сначала я доскажу, а потом ты спросишь. Потому что, может быть, я отвечу на твои вопросы до того, как ты их задашь.
Они немного приотстали от основной колонны, которая все глубже втягивалась в горы. Где-то далеко впереди шел дозор, за ним, на некотором удалении, следовал весь отряд. Им нужно было подняться в горы в район Шатоя, чтобы сменить охрану лагеря пленных. Пленные — это своего рода капитал боевиков. Пусть не за каждого удавалось получить выкуп, однако то, что получить удавалось, с лихвой перекрывало затраты на содержание остальных. Тем более, что пленные постоянно вкалывали, выполняя самую тяжелую и неблагодарную работу, за выполнение которой истинный моджахед браться не стал бы, а мирному мусульманину пришлось бы платить… Мужчины занимались оборудованием оборонительных сооружений, а женщины обстирывали-обштопывали боевиков; ну и занимались другим положенным на войне женщинам делом, вплоть до сексуального ублажения своих тюремщиков.
Нет, незавидна судьба пленных! Особенно неверных, попавших в руки правоверным мусульманам.
— Так вот, — продолжил Мансур. — Этих людей убивать нельзя. Однако бывают исключения, когда их убийство правоверному прощается. Таких исключений всего три: если люди, которые подпадают под эти категории, сами взяли в руки оружие и приняли участие в боевых действиях на стороне наших врагов; если противник использует их в качестве «живого щита»; а также во время повального массового нападения, особенно ночью, когда нет возможности разбираться, кто перед тобой. В этих случаях можно и должно убивать всех подряд — Аллах заранее отпускает мусульманину этот грех.
— Ну хорошо, допустим, — опять не выдержал Хамид. — Но в лагере, куда мы идем, содержатся, в частности, простые рабочие, которые восстанавливали Грозный, там есть русский священник…
— Но ведь их не убили, — осторожно возразил хаджи. — А про лагеря в Коране ничего не говорится. Что же касается выкупа, брать его можно, Пророк это благословил, если выкуп идет на богоугодное дело…
Уже не в первый раз в их разговоре всплывали опасные темы. И всякий раз Мансуром овладевали сомнения. С одной стороны, ему и самому далеко не все нравилось в том, что творят на его родной земле понаехавшие со всего света прикрывающиеся догмами ислама преступники, но с другой — не мог же он откровенничать с кем-то, пусть даже с другом детства. Тем более, что он и для себя еще не смог определиться с тем, что конкретно в происходящем ему не нравится.
Мансур еще несколько лет назад был абсолютно убежден в том, что Чечня должна полностью отделиться от России и жить отдельно и самостоятельно. Тогда, в 91-м и позже, когда эта огромная империя, с благословения собственного президента, трещала по швам и, казалось, вот-вот развалится на нахватавшиеся суверенитета небольшие территории, когда Джохар возглавил движение за самостоятельность, тогда очень многие поддались обаянию лозунга независимости. В их числе оказался и Мансур. Он был в первых рядах борцов за отделение от России, за искоренение всего русского. Он был абсолютно убежден в правильности того, что делается в республике!
Однако теперь эта уверенность здорово поколебалась.
Казалось бы, абсурд: когда Россия совершенно идиотски и варварски попыталась вернуть уходящую Чечню, таковая уверенность должна была бы только укрепиться. А у Мансура произошло обратное. В конце концов, после той войны (1994-96) Чечня фактически получила самостоятельность. И к чему это привело? К власти в республике пришли настоящие бандиты, которые превратили благословенную Ичкерию в международный бандитский притон. Вместо того, чтобы начинать восстанавливать экономику, они принялись красть нефть из нефтепровода, который проходит по территории Чечни и который приносил ей стабильный доход, поощрять угон скота из соседних республик, проворачивать аферы с деньгами, которые худо-бедно перечисляла Россия в Грозный, поощрять производство и распространение наркотиков.
А потом и вовсе сюда со всего света потянулись авантюристы-бандиты, которые ничего больше не знают и не умеют, как только убивать. И к чему все это приведет — одному Аллаху известно.
Или даже Аль-Басыр (Всевидящий) этого не знает?
Мансур, поймав себя на этой мысли, тревожно оглянулся: не произнес ли он эти кощунственные слова вслух? Однако Хамид шел молча, откровенно ожидая продолжение его разъяснений.