Зумана

Когда Шут убедился, что его спутники вновь уснули, он глубоко вдохнул и сделал то, на что решался уже несколько дней — распахнул свое сознание. Также, как в Лебедином Дворце, когда искал своим внутренним взором Нар. Как и в тот раз он отрешился от всего и лишь звал, звал своего мальчика, звал по имени, которое, хвала богам, успел узнать.

"Фарр!"

Он звал и вслушивался. Изо всех сил пытался нащупать тонкую ниточку чужой жизни. Такой родной ему жизни…

Но если ребенок и слышал, если даже понимал призыв своего кровного отца, сам Шут не чувствовал в ответ ничего… Он звал до тех пор, пока голова не закружилась от тошноты, а ноги не похолодели, точно две ледяные колоды. Тогда Шут рывком вернул себя в привычный мир и устало повалился на койку.

Все бесполезно.

Едва ли эти тщетные потуги прикоснуться к Потоку можно было назвать в и д е н и е м. Лишь жалкая попытка. Такая бессильная, что даже он сам не воспринимал ее всерьез. И едва ли этот зов на самом деле мог разнестись дальше корабля.

К тому же… Шут подозревал, что его внутренняя связь с ребенком слишком слаба. Да, он помог ему появиться на свет. Да, он был его истинным родителем. Но… Но на самом деле не находил в своей душе почти ничего. Не было у него никаких отцовских чувств. Вот хоть головой об стенку бейся. Возможно, причина крылась в том, что он отрекся от мальчика еще до его рождения. Мысленно постарался порвать все связи. Только бы никому и никогда даже в голову не пришло как-либо сопоставить их двоих и найти сходство. И хоть сперва Шут был потрясен тем, что породил новую жизнь, но после, глядя на круглый живот Нар, уже едва ли осознавал всю глубину своей причастности. Как утвердил для себя, мол, этот ребенок Руальдов — так и все…

"Ну, я хотя бы попробовал, — утешал себя Шут. — А первый раз всегда мало удается. Даже луковицы не желали падать в мои ладони, чего уж говорить о магии… Буду пытаться снова. Что еще мне остается?"

Он по-прежнему едва ли мог сказать, будто действительно считает себя избранником Силы. Шуту казалось, он всего лишь причастен к ее великому источнику, но называть себя магом… это было бы слишком самонадеянно.

Наверное, он все-таки коснулся Потока. Потому что когда снова провалился в сон, то… то это едва ли можно было назвать сном.

Шут видел степь. Широкую, бескрайнюю, шумящую ветром в травах. И сам он шел по их верхушкам, не касаясь земли. И знал наверняка — где-то там, вот, может, сразу за следующим холмом его ждет… кто-то. И в шелесте трав Шут слышал его голос, хрипловатый, надрывный, глубокий, как рокот подземной реки… Слов было не разобрать или же Шут просто не понимал их, но он чувствовал, что это и не важно. Ему просто хотелось увидеть того, кому этот голос принадлежал. И спешил, путаясь ногами в густых травах…

Жизнь на корабле была скучна и однообразна. Чтобы хоть как-то скрасить эти дни, слишком похожие один на другой, спутники Элеи постоянно устраивали состязания друг с другом. То они затевали потешные поединки на мечах, то разводили жаркие словесные баталии. Шут на все это смотрел со стороны. В команде, где, не считая матросов, набралось три десятка лучших воинов Белого королевства, господин Патрик привычно оставался гвоздем не из той подковы. Нет, он вовсе не пытался как-то выделиться, и проявлял искреннее дружелюбие к своими попутчикам. Но… в том то и дело — он был лишь попутчиком. Не более того. Люди королевы догадывались, что этот странный господин, который всех забавляет, но почти никогда не смеется сам, имеет какие-то свои, никому неизвестные планы. Между тем, очень быстро выяснилось, что все знают, кто он такой. А вот сам Шут почти ни с кем знаком не был, и Хирга на пару с Тери охотно рассказывали ему про людей, составивших свиту королевы.

Шут в первый же день понял, что главным на корабле является вовсе не капитан по имени Нуро, а некий лорд Этен, средних лет холодный и неулыбчивый человек, которого король назначил главным командующим в этом походе. Правой рукой лорда был сэр Дорвел, быть может, не такой опытный и родовитый, но значительно более приятный в общении. Оба они занимали высокие посты в иерархии хранителей Брингалина. Почти все остальные участники похода также были набраны из хранителей. Кроме парочки благородных мужей вроде сэра Теримваля, да еще лекаря с толмачом. Последний был нужен, чтобы давать Элее бесценные советы о нравах степняков и объяснять иноземную речь. Язык, на котором говорили посланцы Белых Островов, в Диких Княжествах разумели немногие.