Зумана

Матросы жили своей обособленной жизнью. Им, в отличие от пассажиров, некогда было скучать. А Хирга таки нашел способ признакомиться с моряками поближе и потому оказался одним из немногих людей принцессы, кого не тяготило однообразие холодных унылых дней. Мальчишка постоянно был чем-то занят, он очень быстро сумел подружиться с командой и всякий свободный час тратил на то, чтобы научиться чему-то новому. Как будто и впрямь на время позаимствовал чужую судьбу — какого-нибудь юнги или скорее капитанского сына, ибо у простого юнги не бывает таких поблажек, как у оруженосца, который вдруг решил выучиться морским фокусам.

Шут же свое время тратил на привычные с детства занятия. Узкая каюта была слишком тесна, да и морская болтанка изрядно мешала, но других вариантов ему никто не предлагал, так что приходилось мириться с неудобством. Поначалу Шут выполнял лишь самую малую часть положенного круга упражнений и старался не доводить себя до усталости, но постепенно, день за днем, приближался если уж не к обычному ритму, то по крайней мере около того. Конечно, силовые элементы давались ему плохо, ослабшие мышцы с трудом обретали прежнюю крепость, но Шут на этот счет не волновался. Он прекрасно знал, как выносливо и живуче его тело, и ни на миг не сомневался, что восстановит все утраченные навыки. Сэр Тери относился к занятиям Шута с уважением. Порой расспрашивал о том или ином элементе упражнений и, в конце концов, задал вопрос, который мгновенно стер улыбку с Шутова лица:

— Господин Патрик, а отчего вы никогда не разнообразите вашу подготовку хорошим поединком? Полагаю, с вашим даром владения телом вы и по части фехтования были бы достойным противником многим воинам на этом судне.

Шут сморщился и со вздохом ответил:

— Потому, любезный сэр Тери, что я не могу. Не выношу даже вида оружия.

— Занятно! — рыцарь потер свою кустистую бровь. — Это жизненный принцип? Вы исповедуете заповедь непротивления?

— Да нет же! — воскликнул Шут. — Просто не могу… — он огорченно отвернулся, не желая увидеть в глазах Тери разочарования. — Это как проклятье какое… Мне делается дурно всякий раз, когда я смотрю на обнаженную сталь. Мне чудится, я вижу всю ту кровь, которую она впитала за время своей службы… — Шут крепко зажмурил глаза, отгоняя неясные тошнотворные видения, которые как всегда поспешили завладеть его сознанием. А затем почувствовал, как рука рыцаря легла ему на плечо.

— Простите меня, мой друг, — Тери вздохнул. — Я все время задаю вам глупые вопросы. Уж не знаю, какие испытания выпали на вашу долю, но, верно, хорошего в них было мало… Впрочем, все мы так или иначе обласканы этой жизнью. Кому досталось больше, кому меньше. Простите старого дурака.

Шут обернулся с улыбкой:

— Сэр Тери, нет нужды извиняться. В вашем вопросе не было ничего особенного. Откуда вам знать, что за демоны таятся в чужой душе. Да… и почему вы зовете себя старым? Это ведь вовсе не так.

— Годами вы, наверняка, ровня моему сыну, — усмехнулся рыцарь, — а тот уже обзавелся парочкой наследников, которые именуют меня дедом… Как бы то ни было, не держите на меня зла, друг мой, — Тери отошел к своей койке и устало присел на твердое ложе. — Вы мне глубоко симпатичны, и я не хотел причинить вам боль своими словами.

Этот разговор состоялся незадолго до ужина, когда обычно все спутники Элеи собирались вместе в Большой каюте, предназначенной для трапез и отдыха воинов. Шут любил эти вечерние сходки. Большая каюта и днем всегда была полна людей, с кем можно пообщаться или переброситься в кости, но лишь по вечерам ее посещала Элея… И ради этой пары часов Шут готов был вывернуться наизнанку, только бы удивить ее чем-нибудь новым, смешным, интересным. Ради этого он забывал про все свои печали и горести. По ночам, до последнего не давая себе уснуть, выдумывал захватывающие истории, забавные куплеты или уморительные сценки, которыми можно будет вызвать улыбку на милом лице. Хотя бы улыбку. Ничего более он теперь не желал… Ни на что не рассчитывал. Шут понял, что непонятная доброта и любезность, которыми одарила его Элея в дни возвращения в этот мир, вероятней всего, были только временным помрачением ее ума. Или же ему самому все это показалось. Быть может, он это просто выдумал, ища спасения от трясины своей тоски.

Что ж… Глупо было бы рассчитывать на большее, нежели обычная милость наследницы к своему подданному. И потому Шут старался изо всех сил снискать хоть каплю одобрения в ее глазах. Но в этот вечер, после странного разговора с Тери, все неожиданно пошло совсем не так, как Шут задумал. И заготовленные байки ему не пригодились.

Он доедал свою порцию овощной каши, обдумывая между делом, как лучше начать выдуманную небылицу, а сам с интересом слушал рассказ Хирги о способах вязания узлов, когда один из рыцарей, вероятно перебравший вина, вдруг спросил: