Звени, монета, звени

За холмами умирал день, забрызгав всё вокруг кровавым багрянцем. Белоснежные одежды Лаурика всё отчетливее отливали алыми сполохами, и в мозгу моем подбитой птицей билось: «А ведь он всех нас готовит к бойне! И победителей в ней не будет…» Кругом гремели здравицы и боевые кличи, исполненные ярости и негодования на святотатцев и преступников, а мы двое по-прежнему стояли на расстоянии вытянутой руки, прикипев друг к другу взглядами.

И становился теплее лед. И остывал огонь.

Взлетали к небу мечи и копья, желавшие сейчас лишь одного — скорее погрузиться в плоть врага. Взлетали и тоже окрашивались закатом, словно кто-то обещал воинам: «Надейтесь, ждите, и вам воздастся». Но давали ли это обещание Те, к Кому сейчас были обращены сотни и тысячи сердец?

«Я прав?» — молча спрашивал я у Фрэнка.

«Ты прав», — молча отвечал мне он.

«Ты знаешь, что делать дальше?»

«Нет…»

Герб. Воин

Спросите у любого почтенного, убеленного сединами старца, что превыше всего ценится в мужчине Западного Предела? Скорее всего он окинет вас испытывающим взглядом и скажет, что не только в нашем, благословенном Четырьмя Пределе, но и в любом другом, мужчину отличают воинское искусство и готовность встать на защиту того, кто в этой защите нуждается. А для мужчины Предела Мудрости сразу же после искусства воинского стоит от века искусство хвастаться. Подождите, не спешите уходить! Помолчав, старец степенно огладит свою белоснежную бороду и вполголоса добавит: лишь одним не след похваляться тебе, будь ты хоть Ард-Ри, хоть нищий — собственной удачей, а лучше всего и вовсе не говорить о ней вслух. Удача — прямое следствие того, что Всеблагие — да не оставят Они нас до нашего смертного часа! — благоволят человеку. И глупец, который, не понимая всей ценности врученного ему дара, звонит о нем своим пустым языком при всяком удобном случае, рискует однажды проснуться и понять: удача покинула его навсегда. Утекла, просочилась тонкой струйкой дыма между пальцев. И как не дано человеку поймать дым, так не дано ему вернуть то, что он однажды утратил.

Я слышал об этом не раз. И всё же, и всё же…

Я не стану сейчас описывать всю свою жизнь, потому что это долго и не слишком интересно. Не стану напоминать о поединке с Сиге Мак-Аррайдом и о том, что случилось после него, хотя только чудом сохранил жизнь в первом случае и едва не стал изгнанником во втором. Ни слова не скажу о своем путешествии в лесной край и поединке с Мог Луйном, что я бессчетное количество раз мог сгинуть в дороге, а со Слугой Копья мне было не справиться ни тогда, ни потом. Промолчу о жутких пытках, которых подвергли меня из-за предательства Ниам, об Ингене и ночи безумия, в которую почти все лесные братья были перебиты одним-единственным человеком, о самозванце под ликом Лаурика и украденной у него силе. Всеблагие свидетели — я бесконечно далек от мысли похваляться, но всё же скажу: будь на моем месте любой другой человек, он умер бы уже дюжину раз. Если вы можете поспорить со мной — спорьте.

Исцеленный, напоенный неведомой силой до кончиков волос, с лучшим оружием и пищей, которые только нашлись в лагере, я вышел за никем не охраняемые ворота и ступил на лесную тропу. Спросите меня, помнил ли я тайные тропы, которыми Мог Луйн привел меня сюда, и я отвечу вам: не трудно сказать.

Нет.

Нет, нет и нет!

И случилось это вовсе не потому, что я, Бранн Мак-Сильвест, урожденный Бранн Мак-Менд, родился и вырос в Ардкерре, крепости правителей Предела, среди холмов и полей, а в лесной край наведывался лишь поохотиться, да изредка, с отцом, — навестить Мудрого Лаурика. И не потому, что по дороге в лагерь Увенчанного думал о чем угодно, но только не о том, за какой куст орешника мы свернули, или сколько замшелых камней лежало в русле пересохшей невесть когда реки, по которому мы шли. Хотя — что уж скрывать — и то, и другое правда. Просто для того, чтобы с первого раза запомнить этот путь, недостаточно родиться и вырасти в лесу, недостаточно иметь самые зоркие в Пределе глаза и самую цепкую память.

Для этого нужно быть членом лесного братства или Мудрым.

И всё же я не медлил ни минуты, прежде чем зеленый шатер заповедной дубравы вновь сомкнулся над моей головой. Я не вспоминал о том, что лесной край велик настолько, что можно бродить в нем год и не наступить дважды на одно и то же место. Не задумывался о том, сколько людей сгинули навсегда в бездонных седых болотах, попали в желудки к волкам, медведям и рысям, были раздавлены внезапно упавшим деревом, случайно сломав ногу, медленно умирали от голода. Не размышлял о том, что хотя большинство воинов Увенчанного нашли смерть вместе со своим господином, в лесу могут оставаться сторожевые отряды наподобие того, что остановил меня так недавно и так давно. Я просто шел вперед, вручив свою жизнь Четырем и надеясь на удачу. На удачу, которая ни разу меня не подводила. Которая не подвела и на этот раз.