— И что ты предлагаешь, Кольна? — Мой слуга облизнул губы:
— Не лучше ли спросить, где находятся Оллар Южный и Керволд Восточный?
— Или, скажем, с какой целью наш неизвестный их устранил? — подал голос Фрэнк.
Я покачал головой:
— Ни то, ни другое не годится. Керволд говорил мне, что ответы Зеркала, судя по всему, должны быть односложными и конкретными. В первом случае, Кольна, мы рискуем услышать: «в доме», «на горе», «в лесу», «на дне морском» и так далее. Как ты сам понимаешь, такой ответ нас не устроит. А если задать твой вопрос, Фрэнк, то варианты могут быть следующие: «из мести», «чтобы подчинить себе Пределы», «из зависти», «со скуки»…
Нет, друзья мои, вопрос может быть только один: «кто»? Зная ответ на этот вопрос, мы самостоятельно сможем найти и цель, и способ, и причину произошедшего.
И Кольна, и Фрэнк согласно кивнули, и я положил Смеющееся Зеркало на стол перед воином.
— Ну и что мне теперь делать? Как заставить его говорить?
— В такие тонкости Керволд меня не посвящал, но, думаю, для начала ты должен глядя в него назвать его по имени.
Пожав плечами, Фрэнк пристально посмотрел в Зеркало и негромко позвал:
— Эй, Зеркало! Смеющееся Зеркало! — Ничего не произошло.
Воин и Кольна испытующе посмотрели на меня.
— Хорошо, попробуй проделать всё то же самое, но теперь держи его в руках. И говори громко, чтобы оно поняло — ты обращаешься именно к нему.
Осторожно сжав в ладони хрупкую на вид оправу, воин вновь позвал:
— Смеющееся Зеркало! Я обращаюсь к тебе с вопросом! — То, что произошло дальше, не мог предвидеть даже я. Отражение лица Фрэнка в Зеркале исчезло. Блестящая поверхность стекла теперь ничего не отражала. Тело воина выгнулось, словно его неожиданно растянули на невидимых распорках, голова откинулась назад, свободная рука впилась в подлокотник кресла так, что он затрещал, а из-под побелевших ногтей выступила кровь. С Зеркалом же, намертво зажатым в другой руке, ничего не случилось.
А потом Фрэнк засмеялся.
Он хохотал, и от этого дикого, неестественно высокого истерического хохота меня, несмотря на теплую одежду, моментально пробил холодный пот.
Теперь я понимал, почему создание Керволда называется именно так.
С трудом заставив себя отрешиться от жуткого смеха, я приказал:
— Спрашивай! Ну же, спрашивай!
Но Фрэнк, казалось, меня не слышал. Он продолжал смеяться.
— Фрэнк!
Подскочив к воину, я тряхнул его за плечо. Казалось, под моими пальцами было вовсе не человеческое тело, а холодный гранит статуи. Заглянув в его лицо, я отшатнулся: зеленые внимательные глаза исчезли. Вместо них сверкали точные копии Зеркала, в блестящей глади которых не отражалось ничего. Струйка крови показалась из левой ноздри воина, смех стал еще более безумным и высоким. Он разрывал мне уши.
— Господин! Господин, он же погибнет!
Бледный, как привидение, Кольна схватил меня за руку.
— Он нас не слышит! Что же делать?! — И тут я понял.
— Кольна! Человек, вступающий в контакт с Зеркалом, сам становится им! Спросить должен другой!
— Хорошо. Тогда им буду я.
Прежде чем я успел возразить, толстяк громко и внятно произнес:
— Смеющееся Зеркало!
Дикий смех стал чуть тише, потом и вовсе стих. Не меняя позы, Фрэнк — если сейчас это был Фрэнк — повернул к нам голову. Обескровленные губы его раздвинулись в кошмарной улыбке, и мы скорее разумом, нежели ушами, услышали:
— Спрашивай!
— Назови мне имя того, кто виновен в исчезновении Оллара Южного и Керволда Восточного!
— Я слышал твой вопрос. Ответ на него — Трейноксис. Прощай!
Лишь эти слова сорвались с губ Фрэнка, как раздался неестественно высокий, почти на грани человеческого слуха, звон. Я почувствовал, как что-то бестелесное на запредельной скорости пронеслось возле меня, и в тот же момент тело воина обмякло, пальцы его правой руки разжались, и на ковер упали два предмета: расщепленные осколки деревянной оправы и овальный кусок стекла, через всю поверхность которого шла широкая извилистая трещина.
Герб. Наследник
В Янтарном Покое — ни души. Хорошо, тихо. Спокойно. Можно посидеть, подумать, хоть на какое-то время отрешиться от повседневных забот. А если и заглянет кто, так что же? Сидит Ард-Ри Коранн Мак-Сильвест за резным столом, задумчиво лезвие кинжала полирует, из кубка мед прихлебывает. А что хмурится отчего-то — так это не странно, тяжела ты, доля властелина Предела, а венец верховного правителя прежде всего — символ забот неустанных.
— Господин!
О, Четыре! Неужели опять?!
Входит Гуайре Менд, управитель Ард-Ри. Побратим, испытанный в радости и горе друг. Учтиво кланяется. Я недовольно машу рукой. Наедине можно забыть о том, кто они сейчас. Оставим, старый друг, поклоны да цветистые речи другим. Киваю на лавку напротив себя, от души плещу в драгоценную чашу золотистого меда.
— Садись, садись, Гуайре. Мы с тобой, кажется, уже тысячу лет не сидели просто так, друг напротив друга, как бывало когда-то. Помнишь?
Гуайре улыбается, кивает. Принимает чашу, как всегда чуть заикаясь — память о давнишнем ударе копья, отсюда и прозвище Менд — Заика — произносит традиционное восхваление Четырем. Отпивает.
— Как семья?