Звенья одной цепи

Странно понимать, но дедушку что-то мучило, иначе он не искал бы оправдания своим страданиям. Я бы думал так же, если бы, к примеру, отказал кому-то близкому в помощи. Хотя, кому — близкому? После смерти родителей никого не осталось. Лодия не в счет: она всегда шла по собственному пути. Впрочем, как и я.

«Дарственная служба заманчива тем, что позволяет совершать любой свой поступок, прикрываясь плащом должности, да еще получать за это жалованье. Но когда спускаешься с небес большого города на землю, поближе к людям, видящим в тебе действительно оттиск Дарохранителя, случаются весьма горестные чудеса. Понимаешь, к примеру, что как люди служат тебе, так и ты служишь им. И нельзя отказать даже в самой завалящей просьбе, потому что сначала останется разочарованным один, потом другой, потом десяток, и поток монет в казну Дарствия начнет иссякать. А жалованье твое проистекает ручейком из той же реки, и если она пересохнет, тебе тоже станет несладко. Ведь с тобой делятся деньгами для того, чтобы ты делал что-то, недоступное простому человеку. Недоступное по знаниям и умениям…»

А вот такого я раньше никогда не слышал. Ни из чьих уст. Что же получается? Мне будут платить из податей, которые Блаженный Дол отправляет в дарственную казну? Но если подати вдруг начнут уменьшаться, значит, и я не досчитаюсь сначала одной монеты, потом другой? То бишь, чем хуже я буду исполнять свою службу, тем горше буду жить сам? Впору схватиться за голову. Выходит, даже с ценами нельзя оплошать. Покой, значит?! Возможность делать все, что заблагорассудится?! Золотозвеннику легко так думать, он-то живет на подати со всего Дарствия целиком, а мне что прикажете делать?

Негромкий, но настойчивый стук, раздавшийся от входа, чуть не заставил меня подпрыгнуть, но как бы я ни спешил встретить посетителя, первой у порога, конечно, оказалась Ньяна. Она распахнула дверь и пропустила в дом девицу, не столько чем-то озабоченную, сколько сосредоточенную. Правда, мгновением спустя, когда взгляд пришелицы добрался до моего лица, я понял, чем вызвано такое впечатление: она немного косила, и буро-зеленые глаза смотрели чуточку друг на друга. Во всем же остальном девица была ладная, и для своих не особенно великих лет вполне похожая уже на женщину, а не на ребенка. А одета почти так же, как моя помощница: штаны, сапоги и длинная рубаха под кафтаном. Наверное, таковы местные традиции. Да и по сырой весне так уж точно удобнее ходить, чем пышными юбками грязь мести.

— Доброго дня, йерте.

— И тебе доброго.

Повисло неловкое молчание, потому что я не знал, с чего начать: спросить у незнакомки имя, предложить присесть или сразу узнать, зачем пришла. Зато Ньяна подобных затруднений не испытывала. Защитница подошла к девице, ласково погладила по гладко заплетенным и уложенным баранками косам.

— Что случилось, Соечка?

— Беда у нас. Дерк пропал.

— Как же так получилось?

— Третьего дня с пастбища не вернулся.

— Что же молчали?

— Так думали, придет. Он и раньше, бывало, седмицами пропадал, прямо как Натти ваш. Только всегда возвращался. Он же помечтать любит, вот иногда и забывает про время. А работник он хороший! — С неожиданным жаром закончила свою грустную речь девица.

— Знаю, что хороший. — Ньяна куснула губу. — А почему решили, что сейчас-то он пропал?

— Так стадо вернулось. Сива назад пригнал.

— Сива — это пастуший пес, — пояснила защитница и нахмурилась, а просительница посмотрела на меня своим косым взглядом и с угрюмым нажимом сказала:

— Вы уж отыщите его, йерте, сделайте милость.

***

Выяснив, что других пропаж, кроме самого пастуха, в стаде не приключилось, и все козы до одной вернулись в целости и сохранности, а пес не выл и не тянул никого в горы, скорее наоборот, всячески старался подольше задержаться в доме и на дворе, Ньяна отправила косоглазую девицу по имени Сойа обратно. Разумеется, со всеми возможными заверениями в том, что смотритель сотрет ноги до задницы, но вернет семейного работника, а по совместительству и возможного жениха. Я не протестовал: всякий раз, когда взгляд просительницы ухитрялся сосредоточиться на моем лице, мне становилось до странности неловко. Наверное, потому что я впервые имел дело с человеком… скажем так, немного обделенным разумом.

— Она хорошая девочка, — тоном, не допускающим возражений, сказала Ньяна.

Ну да, у тебя все на удивление хороши, пышечка. А я каков?

— Что за история с этим… Дерком? Он и вправду часто пропадал по нескольку дней?

Защитница кивнула.

— Просто задерживался на пастбище. Мог часами сидеть и о чем-то думать. Но никуда не уходил.

— А что, если он и сейчас все еще там сидит?

Следующий кивок был отрицательным:

— Пес бы не пригнал тогда стадо обратно. Здешние овчарки хорошо натасканы, никогда не уходят от пастуха, пока тот не подаст знак или…

— Не уйдет сам. Но зачем? И куда?

Ньяна беспомощно повела плечами.

— Кто ж его знает?

Наверное, никто. Но я, видимо, должен знать, где его искать. Хотя как все это не ко времени… Мне же нужно еще что-то придумать с ярмарочными ценами. И не позднее, чем истечет семь дней.

— В этом доме есть карта?