Зверь

В это время он раздумывал о болгарине на рынке. Скоро тот поедет дальше, и тогда станет слишком поздно. Сейчас предложение болгарина казалось более притягательным, чем когда-либо. Карл сможет ездить сам по себе и зарабатывать деньги; никогда у него больше не будет необходимости вкалывать в поле. Такая жизнь будет легче, думал он. Как освобождение. Желание болгарина найти себе жену дало ему шанс вернуть свою свободу!

Боже, как он потом будет сожалеть!

Птичка пела в кипарисе, другая отвечала. Карл их не слушал. Он не знал, что делать. Он готов был расплакаться от злости.

Бессилие

Даника пустым взглядом смотрела поверх таза с водой. Было тепло и внутри, и снаружи. Бог, как обычно, не сильно помогал.

Она достала мокрое белье на колени, не обращая внимания, что тонкое платье стало насквозь мокрым на груди и животе. От него было приятно прохладно, потом оно перестало охлаждать. Даника некоторое время постояла со стиркой в руках, собираясь с силами повесить белье. Силы оставили ее. Она выронила белье. Что-то упало обратно в котел, что-то на грязный каменный пол. Ей было все равно.

Она вышла из амбара, бегло просмотрела двор и за туалетом. Дойдя до колокола, она положила руку на бронзу. Колокол чуть не кипел, хотя солнца уже не было, и она поспешно отдернула руку. Если так и будет тепло, все растает, сонно подумала она. То, что отлили, может снова расплавиться. Если на небесах станет достаточно жарко.

Она обогнула колокол, прошла мимо своей скамейки к задней стене хлева, откуда выступала комната Леона. Она медлила. Последние шаги она подкрадывалась. Она осторожно заглянула в окно и смогла разглядеть, как он сидит в кровати спиной к ней. Он чему-то улыбался, что держал в руках. Наверняка что-то, что он только что убил.

Леон начал говорить, но умным он не был. Возможно, помогло бы, если бы она больше с ним разговаривала, но у нее редко находились на это силы. Когда он был маленький, она ему иногда пела, это ему явно нравилось. Но когда он стал жестоким, ей расхотелось. Можно, конечно, петь о боли, но это не так-то просто, когда она постоянно вокруг. Нет, сейчас она сына не вынесла бы. Да и ему там хорошо, он же улыбается.

Она тихонько отошла от окна и пошла по дикому откосу за хлевом. Карл был по другую сторону, внизу у картофельных полей. Далеко. На мгновение ей захотелось, чтобы у нее была назначена встреча с любовником где-нибудь в поле. Просто чтобы испытать что-то, тепло другого.

Когда она поднялась до того уровня, где скалы начинали выступать из жесткой травы осколками лезвий, она села в тень деревца. Внизу простиралось их большое пустынное пастбище. Трава высохла и пожухла. Скот спрятался в прохладу хлева. Животные сами решали. Они всегда лучше знали, что им нужно и что им делать. Даника им завидовала.

Она подняла глаза на поле соседа, тянувшееся от их границы до поросшего деревьями холма, и подумала о Мирко. Как было бы хорошо, если бы он был здесь. Прямо за холмом.

На пути домой она собрала букет полевых цветов, похожих на маленькие мягкие шарики. Леону они понравятся, решила она. Она двигалась медленно; порвать тонкий стебель оказалось непросто. Она поставит их в воду и занесет ему.

Когда она зашла во двор, Карл появился из-за угла амбара. В руках у него была обезглавленная курица.

– Где ты была? – спросил он, посмотрев на цветы, когда они встретились посреди двора. – Ты же стирать собиралась.

В его голосе звучало что-то чужое, или она просто отвыкла от того, что он что-то говорит.

– Собиралась, но сегодня так жарко, что я решила пройтись. Наверху чуть больше воздуха, – сказала она, кивнув в сторону гор. – Я собрала немного…

– Лучше бы ты еду приготовила, нормальную еду. Я вкалываю день напролет, а ты тут ходишь и прохлаждаешься. Мне нужна нормальная пища!

Карл демонстративно протянул ей безголовую курицу. Он с такой силой сжимал ей шею, что, казалось, пытается еще раз убить.

– Займись лучше ею, а не своими дурацкими цветочками.

Было в его взгляде что-то, с чем Даника раньше не встречалась, по крайней мере, не с такой силой. Жесткость, которой нет подобной. Темнота.

Злость?

Она испуганно посмотрела на него. Взяла курицу и пошла на кухню; в тот момент она не рискнула бы сделать что-то другое. Цветы она оставила на ступеньке лестницы снаружи, они завяли прежде, чем доварилась курица.

Возвращение домой

Ступив на перрон, Мирко первым делом закрыл глаза и глубоко вдохнул носом воздух. Даже с вокзала, где мимо торопливо пробегали толпы молодежи в потной одежде, поезд пускал черно-серый дым, отправляясь дальше на юг, от маленького обшарпанного здания исходила вонь усталых мужчин и суетливых собак, писавших на него со всех сторон, он чувствовал аромат теплой земли долины и диких цветов. Виноградников, оливковых деревьев, пшеницы и люцерны, тяжеловозов и упряжи, маминой еды и газов, выпускаемых папой. И все вместе попало в самый первый глоток воздуха, который он втянул.

Когда он открыл глаза, перед ним стоял папа.

– Добро пожаловать домой, мой мальчик.