– Есть какая-то красота в том, что тебя предают той же земле, на которой ты жил всю жизнь, – продолжал отец. – Но честно говоря, мне бы хотелось, чтобы меня сожгли. И маме тоже. В пламени есть очищающая сила, а пепел попадет в ту же самую землю.
Мирко уставился на него.
Людей ведь не сжигают.
– Ну да, наш старик священник едва ли такое позволит, – со смешком продолжил отец. – И в сущности, неважно, как мы с твоей мамой доберемся до небес, главное, чтобы мы попали туда вместе.
Он повернулся и улыбнулся Мирко. Внезапно что-то в его взгляде выдало, что он тут же пожалел о своих словах.
– Ладно, нечего тебе об этом волноваться, мальчик мой. Давай радоваться, что ты вернулся.
В этот момент их обогнал автомобиль, выпустив назад облачко дыма, от чего лошадь зафыркала.
Мирко искал подходящие слова.
– Так пастор еще жив? – сказал он, хотя хотел сказать что-то совсем другое. Что-то не о смерти.
– Да, он стар, как сама церковь. Удивительно, какая разная жизнь дана каждому из нас. Недавно маленькая девочка умерла от укуса скорпиона, это кажется таким бессмысленным. Но для кого-то любая жизнь имеет смысл.
– Даже жизнь скорпиона?
– Ну, наверное, да. Насекомое умерло, отец девочки прибил его. Если так посмотреть, никто из них не сделал ничего дурного. Девочка была лишь невинным ребенком и хотела поиграть. Скорпион защищался, как умел, почуяв угрозу. Отец пытался спасти дочь, но опоздал. Все это очень естественно. Но зачем нужен был такой трагический финал, я не понимаю. Это может знать только Господь.
Тут они свернули на гравиевую дорожку, которая приведет их к собственным полям. Лошадь шла вперед без лишних указаний. От гнедой шкуры на жаре поднимался пар.
Вскоре Мирко уже мог разглядеть в стороне поля Да-ники, а вдалеке промелькнула кирпично-красная крыша ее дома. Все та же старая крыша с продавленным гребнем. Отец положил руку ему на бедро, словно поняв, о чем Мирко подумал.
– Ты нужен нам дома, – сказал он. Голос изменился, он стал глубже, не такой хриплый. Мирко понял, что у отца теперь всегда такой голос. Встречая сына на станции, он прикладывал усилия, чтобы говорить легко. Теперь снова вернулся к обычной манере. Мирко посмотрел на отца, сгорбленного, в слишком большой рубашке, со слишком тонкими запястьями. Ошибиться было невозможно. Смерть подкралась к нему вплотную.
Лошадь повернула с дороги к ферме, но Мирко не смотрел вперед. Он не повернул головы, когда они проезжали съезд к Данике и Карлу. Отец повернулся на него, и взгляд Мирко не отрывался от пары ясных синих глаз.
Наконец прозвучал ответ на вопрос, который молча задавался на протяжении всей поездки.
– Мама очень больна.
В доме стоял не тот запах, который ожидал Мирко. Пахло не свежевымытым деревянным полом и чистым бельем. На опрятной кухне не стояла, слабо кипя, кастрюля, не висели на крючках на стенах начищенные до блеска столовые приборы. Мама не стояла в дверях, как бывало обычно, заполнив его от края до края, как зверь, охраняющий вход в логово. Он так надеялся, что она будет стоять на пороге в темно-коричневом платье и светлом фартуке и улыбаться любящими преданными глазами, но этого не произошло.
Она лежала в мрачной спальне, погрузившись в тяжелый сон, когда Мирко осторожно отворил дверь. Она лежала на боку лицом к нему. Капля дневного света, пробивавшаяся сквозь занавеску, окутывала ее легкой дымкой. Его хватало, чтобы Мирко смог рассмотреть ее и заключить, что знакомое лицо очень сильно изменилось. Голова была такая же круглая, как и раньше, но лицо осунулось. Глаза сползлись ближе друг к другу, спрятавшись в глубокие впадины, между которыми тощей костяшкой торчал длинный нос. Щеки запали, скулы и подбородок выглядели так, словно пытаются сбежать с лица. Между костями и прозрачной кожей совершенно не осталось жировой прослойки. Ничего мягкого не осталось в лице.
Если бы он не был ее сыном, он бы едва ли ее узнал. Если бы до него не доносился регулярный присвист из ее потрескавшихся губ, он бы подумал, что она мертва.
Мирко остановился в дверях. Он слышал скрип половиц позади, ощутил руку на плече. Потом слезу, скатившуюся по его щеке.
– Ее осматривал врач? – спросил Мирко отца.
Они сидели на кухне, склонившись над стаканами. Отец, вопреки ожиданиям, предложил ему водки, и он согласился. Она неприятно обжигала внутренности, и от этого становилось хорошо.
Вечерний свет неровной скатертью лег на стол. Они не притронулись ни к хлебу, ни к колбасе. Мирко должен был бы проголодаться в поездке, но есть не хотелось. Его багаж по-прежнему стоял в проходе.
– Да, на днях. Мама была против, но она бредила, так что я… ну, я все же привез врача. – Отец уставился в свой стакан, явно тяготясь чувством вины.
– Понимаю, так было лучше всего, – прошептал Мирко. – И что сказал врач?
– Что ей недолго осталось.
У Мирко ком встал в горле.
– А тебе он что сказал, папа? – Голос у него изменился. Стал робким.
– Мне? – Отец быстро поднял взгляд и снова уставился в стакан. – Меня он осматривать не собирался.