Зверь

– Ты всегда делаешь все, что можешь, – сказал он и похлопал меня по плечу. – Даже когда не все получается, я знаю, что ты пытаешься. Все хорошо, Додо. Давай оттащим животное с дороги.

Внезапно мужчина с телеги завизжал и завыл.

– Какого черта вы сделали с моим ослом? – орал он. – И как мне теперь ехать?

– Впрягайся сам, – сказал Мирко.

Мужчина сидел и смотрел, а мы перенесли осла в траву. Мертвое тело было теплым и потным, несмотря на сильный ветер. Я помню, что на мне был свитер с большим сердцем. Под курткой.

И мы пошли. Через некоторое время Мирко остановился и переломил кнут об колено. Он сломал его на несколько кусочков, а потом достал карманный нож и отрезал ремень от кнутовища. Под конец он сбросил все в канаву.

– Больше этот кнут никому не навредит, – сказал он.

Вдалеке мы видели, как человек тащит свою телегу. Еще мы его слышали. Он выл без остановки.

– Ему это пойдет на пользу, – со смехом сказал Мирко. – Лучше было бы, только если бы осел сел на телегу и погонял его кнутом.

Мне не сразу удалось такое себе представить.

Влечение

Уже несколько недель Мирко ухаживал за своими немощными родителями и их животными. Он вставал спозаранку, работал день напролет и в изнеможении ложился спать. Хотя вид больных и старых родителей печалил его, он чувствовал себя счастливым в своем горе. Он был счастлив быть дома и благодарен, что может им помочь. В каком-то смысле он пытался сейчас вернуть им то, что они дали ему. Жизнь. В какой-то степени это ему удалось, они малость ожили после его возвращения, в них словно вдохнули свежего воздуха. Но все трое отлично знали, что долго это не продлится. Они наслаждались временем друг с другом.

Мама по-прежнему отказывалась ехать к врачу, и она была такой упертой, что Мирко не осмеливался с ней спорить. Отец тоже не желал показываться врачу.

– Мама права, – говорил он. – Врач сможет разве что выдать нам лекарство, но никто из нас не хочет встретить свою судьбу с ядом в сердце. Понимаешь, Мирко?

Мирко отлично их понимал, но все равно хотел привезти врача всякий раз, как мама судорожно пыталась вдохнуть или папе приходилось хвататься за что-нибудь, чтобы не упасть. От обезболивающего они отказывались. Мирко спросил маму однажды, не стоит ли ему в таком случае позвать священника, когда придет пора. Ей нужно было обдумать предложение, но он понял, что она уже все решила и желает уйти отсюда без помощи пастора. Это немного удивило Мирко, но, видимо, сила ее веры была так сильна, что она не испытывала потребности в проводнике. Он спросил отца, и тот тут же ответил:

– Священник у нас хороший, но как он поможет маме умереть, если сам никогда не пробовал? Нет уж, она сама отыщет свою дорогу. Хотя я бы с радостью пошел с ней.

У Мирко становилось тяжело на сердце, когда отец начинал так говорить.

– Я почти завидую, – продолжил папа.

– Тому, что она умрет?

– Нет, Господу, который сможет быть наедине с моей женой, пока не решит забрать и меня тоже.

Он подмигнул Мирко.

– В сиянии и все такое.

Мирко против воли рассмеялся.

Данику никто не упоминал. Мирко хотелось, но он отлично знал, что малейшее упоминание соседней фермы мгновенно отравит свет и тепло, беспрепятственно текшие между ним и родителями. Поэтому он молчал и позволил им уснуть в твердой уверенности, что его влечение к соседской ферме осталось в прошлом. Мальчик искупил свой грех и вернулся домой здоровый душой и бодрый духом. С чистым сердцем. Но именно в этом вопросе Мирко не чувствовал себя исцелившимся. Наоборот, он болезненно желал навестить Данику, и узнай его мама о фантазиях, то и дело разыгрывавшихся перед его внутренним зрением, едва ли она бы сочла их порождением чистого помысла.

– Младшая дочка мельника – такая милая девочка, Мирко. Может, тебе стоит с ней немного пообщаться?

С таким предложением пришел однажды отец.

Мирко сделал вид, что ему нравится идея навестить младшую дочку мельника, которую он отлично помнил. В основном благодаря тому, что она когда-то насыпала ему зерна в штаны прямо перед уроком арифметики.

– Я подумаю, – сказал он.

– Она красавица.

Мирко кивнул и незаметно почесал себя по внутренней стороне бедра, где воспоминание о зерне пробудило неприятные ощущения.

Воспоминания о Данике пробуждали в нем совсем иные ощущения. Он не мог дождаться, когда придет время собирать люцерну с того поля, которое примыкает к ее владениям. Подростком он не раз прокрадывался в поля, чтобы подглядывать за ней. Он убедил себя, что ему бы помогло просто мельком увидеть Данику. Правда же была в том, что он до одури боялся встречи с ней.

Родители получили все его письма, а значит, и она должна была уже получить свое. Каждое мгновение он раскаивался, что написал ей. От этих мыслей у него сводило живот. Как же стыдно. Неуместно.

Его родители ни в коем случае не должны узнать о том письме. Теперь он понимал, что это их убьет.