Зверь

Даника осторожно вступила в крошечную, простую каменную хижину. В круглой комнатке было темно и прохладно. Она легла на изогнутую вдоль стены скамейку и уставилась на узкий вход. Мышь скользнула из укрытия под скамьей и исчезла в люцерне. До четырех еще было время, но Карл уехал, и она не могла придумать себе никакого занятия. Она почти не пила. Почему-то ей не хотелось пить перед встречей с Мирко.

Она не прочь была немного подождать. С их фермы хижину не видно. Она знала о ней только потому, что видела во время прогулок по горам. Но она никогда не обращала на нее внимания. Маленькие избушки в полях были настолько обычным зрелищем, что органично вписывались в пейзаж. От некоторых остались только руины.

Даника вспомнила игру, в которую она играла сама с собой ребенком. «Что самое лучшее может произойти прямо сейчас?» Тогда ответ мог быть совершенно любым: что начнется дождь, что приедет табор цыган и заберет ее с собой. Когда она стала старше, она фантазировала, что сейчас придут крепкие мужчины, разденут ее догола и станут ласкать повсюду, а потом исчезнут в темноте. Этого никогда не происходило, и со временем она позабыла об игре.

Лучшее, что может произойти прямо сейчас?

Она узнает, что беременна здоровым младенцем? Может быть, она не уверена. Она уже не была уверена, что хочет еще одного ребенка.

Леон станет абсолютно нормальным, когда она вернется? Да, но это было бы истинное чудо, а в чудеса она не верила; разбрасываться фантазиями она больше не хотела.

Леон умрет? Точно нет.

Карл не вернется домой с ярмарки?

Карл умрет?

Наверное, лучшее, что могло случиться, это смерть Карла, подумала Даника. Она не хотела его убить, вовсе нет. Но подумать только, если бы он умер. Сам по себе. Без мучений. И никто не виноват, особенно она.

С того дня несколько недель назад, когда он пришел к ней с курицей, она перестала чувствовать себя рядом с ним в безопасности. Он стал не просто немногословен, он стиснул зубы, так что рядом с ним находиться не хотелось. Еще он стал необычно грубым во всем, что он делал. Особенно в постели.

Даника боялась, что может случиться, если она окажет сопротивление. Она всегда воспринимала Карла как своего защитника, но теперь она уже не была уверена, кем он был. После того, как он на днях встретил на ферме Мирко, он стал пугать ее. Она все еще чувствовала на себе его сильную хватку, когда он тогда вошел в спальню следом за ней.

– Кричи же, черт побери, – говорил он. Больше он ничего не говорил. И она кричала. Она уже не знала, от чего. Приятно ей не было.

Единственное, о чем она думала, это удалось ли Мирко уйти достаточно далеко и не придет ли хорватам в голову спуститься на ферму. К счастью, они ушли. Возможно, они увидели, как подъезжает Карл, и сбежали.

Наверное, лучшее, что сейчас может произойти, это если Мирко скоро войдет в хижину. По крайней мере, тогда ее желание впервые сбудется.

Он не просто так придет.

Даника хотела не просто видеть Мирко, она хотела Мирко. Она поняла это, когда увидела его у дома, увидела, как он вырос. Стал красивым.

Поднялся ветер. Она выглянула в дверь, где люцерна прижималась к земле и поднималась снова. Вдали на склонах гор деревца съеживались, словно натягивали плащ на уши и уклонялись от ветра. Свист и шум гонялись наперегонки по окрестностям, иногда порывы ветра налетали на избушку с такой силой, словно кто-то ударял по камням тяжелым одеялом. Внутри хижины было спокойно. Там внутри другой мир. Круглые стены напомнили Данике большой церковный колокол, таинственное загадочное пространство, куда она никогда не могла попасть, но на которое обращала столько фантазий, когда была ребенком. Теперь она представляла себе, что сидит внутри колокола. В безопасности, уюте, наедине со своими мечтами.

Она закрыла глаза и осторожно выпустила песню с губ. Тоненькую, глупенькую песенку, которую пел с ней отец, когда они ездили с возом картофеля. Песня о ветре, дожде, солнце, которые играют с зерном крестьянина.

– Даника? – Голос донесся изнутри колокола.

Даника открыла глаза и увидела силуэт в дверях.

– Отец? – Она приподнялась на локте, не понимая, где она и почему она там. Неужели это сон? Она осознала, что до сих пор слышит свою песню. Хотя давно уже прекратила петь. Наверное, она уснула.

Мирко пришел.

Она в каменной хижине. Они договорились встретиться.

– Мирко, ты пришел, – она протянула ему руку.

Он подошел и взял ее за руку. Его ладони были теплыми и мягкими.

– Ты спала… и мечтала? Все хорошо? – прошептал он.

– Да, все хорошо. Иди сюда, садись, – сказала она, притянув его к себе. Она села, не отпуская руки, чтобы освободить ему место на скамейке.

Она повернулась к нему, в полутьме его глаза светились. Мирко выглядел больше, чем когда уезжал, во всех смыслах. Он по-прежнему был худым, но стал крепче, сильнее. Плечи стали шире. Образ стал гармоничным. У него отросли нормальные усы, они ему шли. На кухне она обратила внимание, как тщательно он ухаживал за собой и своими усами. И как он пах.

Сегодня от него не пахло туалетной водой, и это хорошо. Иначе бы и от нее потом ею пахло.