Тени удлинились, а я все сижу и жду Мирко. Мне это не очень нравится. Только бы с ним ничего не случилось. Представь себе, что произойдет что-то ужасное.
Я никогда не забуду, что он сказал об одной ночи, давным давно, когда произошло что-то ужасное. Наверное, слова лучше запоминаются, если говорящий плачет. Как он плакал, когда рассказывал!
Больше он к этому не возвращался, так что я сам через некоторое время не смог сдерживать вопросы. Я спрашивал, правда ли, что мы оба натворили что-то плохое в тот мой день рождения.
Не то чтобы мне хотелось слушать, что приключилось со мной в тот день, кроме того, что мне исполнилось семь. Но мне хотелось знать, что сделал Мирко. Мне все кажется, что он ошибается. Может, ему все приснилось. Сначала он не отвечал. Просто сидел, задумавшись, а я ждал, что он что-то скажет. Он долго так сидел, как мне казалось. А потом он наконец заговорил.
– Я надеялся, что ты все забыл, – сказал он. – Глупостью было упоминать ту ночь. Я расскажу тебе все когда-нибудь, когда ты будешь готов. Или когда я буду готов.
– А если никто из нас не будет готов?
– Значит, не нужно мне ничего рассказывать.
– Сейчас ты готов?
– Нет. И ты, кажется, тоже. Я бы хотел подождать, пока ты повзрослеешь. Только вот ты никогда не станешь по-настоящему взрослым, Додо. В этом проблема – а может, и счастье. Я думаю, в этом твое счастье.
– Похоже, это очень важная ночь.
– Так и было. В ту ночь случилось все и сразу.
– Все?
Много это все-таки, подумалось мне. Еще и в одну ночь.
– В каком-то смысле, да. Для меня – все. И для тебя тоже. В ту ночь жизнь окончилась, в ту ночь жизнь началась. Наша жизнь.
Честно говоря, звучит это очень жестоко. Интересно, когда он придет, я стану достаточно взрослым, чтобы все услышать?
Кажется, я уже очень долго жду.
И ты, получается, тоже!
За решеткой
В тот вечер мама Мирко не вышла к ужину. Время истекает, все трое это понимали. Возвращение Мирко домой зажгло в ней жизнь, но теперь она снова ослабла. Она однажды рассказала, что если смертельно больной человек будто оживает, это знак. Значит, осталось недолго.
Близнецы с соседней фермы как-то заезжали поздороваться. Они были рады, что Мирко приехал и может позаботиться о родителях. Они сказали ему это, когда он вышел их проводить. Хорошо, что кто-то может быть со стариками ночью, сказали они. Да и папа уже не может столько работать.
Еще говорили про смену погоды. Как было бы хорошо, если бы пошел дождь. Колосья измучены, хором сказали они, синхронно подняв глаза к небу. Они привезли бутылку вина, но пить не стали. Им пора возвращаться, сказали они. У них столько забот. И молитв.
И они исчезли в поле, в одном темпе, одинаковой походкой, бок о бок. Как однояйцевые тени.
В тот вечер Мирко почувствовал все сразу. Печаль по поводу родителей, переживания из-за Даники, злость на Карла. Ревность. Любовь. Желание. Он любил ее в тот день, пробовал, взорвался в нее. Все это было столь ужасно и столь прекрасно, что он чуть не сходил с ума. Внутри все горело.
Как только они остались одни, отец Мирко откупорил бутылку. Потом он в пятисотый раз принялся настаивать, чтобы ввести Мирко в курс практических задач по управлению фермой. Он объяснил, в чем заключались задачи близнецов, с чем он еще справлялся самостоятельно и что он бы хотел попросить делать Мирко. Если они только не хотят отдать всю ферму близнецам. Мирко заверил его, что не о чем беспокоиться; они найдут хорошее решение, папа может отпустить бразды. Тут разговор пошел живее, алкоголь сделал свое дело, и Мирко увидел, как беспокойство оставило взгляд папы.
Темнота уже давно опустилась на долину. Когда Мирко бросил взгляд на улицу из кухонного окна, он разглядел слабый свет с пары дальних ферм на северо-западе. Свет города спрятался за деревьями у реки, ферму близнецов не было видно из-за леска.
И внутри, и снаружи стояло давящее тепло. Воздух казался тяжелым, а Мирко чувствовал себя необыкновенно легко. У него было ощущение, что он в любой момент может взмыть, как воздушный шарик, какие он видел в Америке. Отец, наоборот, оседал все ниже и ниже по другую сторону стола. Почти что трогательно было смотреть, как старик из последних сил старается не заснуть. Он так хотел, чтобы вечер продлился еще, это было очевидно. Он не готов спать.
Они не упоминали смерть, хотя та сидела с ними за одним столом. Они говорили о жизни. О воспоминаниях детства, о животных, об Америке. Смеялись, как раньше никогда не смеялись вместе. На короткое время Мирко удалось забыть о Данике и думать только о любви к своему отцу.
Под конец отец уже не мог держать глаза открытыми, и Мирко проводил его в спальню. Ему пришлось помочь поднять ноги на кровать. Мама спала на спине, сложив руки поверх одеяла, и отец лег рядом с ней в той же позе, но сначала с некоторым усилием поцеловал ее в лоб.
Мирко заметил, что папа иногда начинал дышать с присвистом, как она. Может, его тело начинает подражать другому, такому знакомому, телу. Может, они своего рода близнецы. Или бумажные фигурки, сделанные из одного материала одной волей.