Зверь 44

Второй вариант получился более интересным. Сивый действительно сошёлся с жёлтыми. Захотел и меня завербовать. Позвал в заброшенный дом, чтобы нас никто не подслушал. Рассчитывал спокойно перетереть за вербовку и подождать: поддамся – молодец, не поддамся – Сивый даст сигнал, из соседней квартиры завалятся жёлтые и порешат меня, чтобы не болтал лишнего. Ну или сам порешит, если припас оружие. Нет… Сивый – та ещё паскуда, да только он свой. Мы в одном отряде, в одной теплушке. Сколько раз я его выгораживал перед Сухим? Да и Сивый временами меня выручал. Взять хотя бы тот день, когда нас с Кирпичом чуть не придавило в кильватере «Зверя». Хотел бы грохнуть – не вмешался бы. Но тогда я ещё не зажёг аварийку. Может, Сивый думал, что я ничего не замечаю?

В любом случае я решил пойти. Вдруг Сивый в самом деле попробует завербовать? Так пусть вербует! Уж лучше меня. Я его потом с потрохами сдам. Кто послабее пойдёт, глядишь, и поддастся. Нет, тут без вопросов. Нужно ночью сниматься со «Зверя», переть к пятиэтажке, искать там пятую квартиру на третьем этаже, и будь что будет. Хотя надо совсем стукнуться, чтобы вербовать кого-то из похоронной команды. Если только командира – в надежде получить доступ к штабу батальона или к штабу полка. Тоже бред! Нету нашего командира никакого доступа, разве что в полковую столовку. И начнёт он, завербованный, таскать оттуда куриные сосиски. Вот это диверсия!

Я подумал захватить Лешего. Пусть бы шёл за мной по пятам. Встал бы на шухер у подъезда и по моему знаку побежал бы к «Зверю», поднял бы тревогу. Но Леший ещё не вернулся. Мы распрощались у вокзала, и он двинул отрабатывать свою наводку. Ему обещали выдать новые прокладки для моторного отделения, и он застрял на всю ночь.

Идти без подстраховки не хотелось. Я промаялся, не зная, как поступить. Потом мне на глаза попался Фара, и я его сцапал. Отвёл за кормовой подъёмник и рассказал о Сивом.

– К утру не вернусь – иди к Сычу и докладывай Сухому.

Вроде бы как прикрыл тылы, и сразу полегчало. Пусть командир знает, кого расстреливать и отдавать на съедение «Зверю».

Я ждал, что Фара начнёт отговаривать меня, ныть, а Фара молча кивнул и пошёл, куда шёл до того, как я его сцапал, будто не понял ни слова. Ну кивнул, и ладно. Наверное, почувствовал, что нет смысла понапрасну дёргать меня перед ответственным делом.

До темноты оставалось с полчаса. Я, как придурочный, расхаживал по палубе, никуда не мог приткнуться. Наперёд гадал, как всё пройдёт.

На закате тихой сапой спустился на землю. Никем не замеченный, спрятался в канаве и подождал, пока «Зверь» откатит подальше.

В лучах закатного солнца хорошо видел единственную пригородную пятиэтажку. Шёл путаным лабиринтом через завалы и вскоре выбрел на дорогу с расчищенной полосой. Напоследок обернулся и заметил, как на крыше «Зверя» загорелись прожекторы.

* * *

Я добил папиросу и пальнул окурком в ночь. Вспыхнув красным угольком, он затерялся в тёмных завалах на обочине. Мне оставалось пройти метров тридцать, но я не решался приблизиться к дому. Работающих фонарей рядом не нашлось, только «Зверь» вдалеке светился белыми огнями прожекторов, однако тропку через бетонное крошево сполна освещала луна, и я всматривался в неё, будто мог заранее просчитать каждый шаг.

Понимал, что обстреливать пригород никто не захочет – тут и обстреливать-то нечего, – но мялся на измене. По привычке подёргивал правой ногой, чтобы болты в консервной банке гремели погромче. Шумиху я, конечно, не прихватил и ногой подёргивал напрасно. Отсчитывал последние минуты, прежде чем ринуться в неизвестность. Ведь я не десантник, чтобы бежать напролом с автоматом. Да и автомата у меня не было.

Кутался в ватник и прислушивался к гробовой тишине, взглядом ловил беспилотников в развеянном от туч небе и гадал, какой из них заподозрит во мне диверсанта и даст на меня прямую наводку. Потом задумался о диверсионных группах. Представил, как среди завалов ползут жёлтые, и в сотый раз проклял себя за рискованную вылазку. Надо было позвать Кирпича. Я вообще редко покидал «Зверь» после заката, а уж один… и не вспомню, когда шарахался ночью в одиночестве.

Честно говоря, я побаивался и синих. Леший у вокзала сказал, что штурмовой батальон на баржах, наверное, свои же и потопили. Случайно или в назидание остальным. Пока не объявят общее отступление, любая самодеятельность завершится на дне реки. Ну или оврага. Лучше – оврага. Русалок похоронщики не любят.

Справа из-под бетонных плит проглядывал корпус бронетранспортёра. Его давно выпотрошили. Когда всё началось, сломавшуюся или увязшую в грязи технику бросали без раздумий. Запросто избавлялись от бэтээрок, бээмпэшек, бээрдээмок, тягачей, грузовиков с гаубицами. Поначалу и танки никто не берёг. Торопились победить. Пересаживались на другой танк и ехали дальше. Потом всё изменилось. Догадались вытаскивать и ремонтировать технику. Возились с ней, пока совсем уж не подохнет.