Сивый не понял. Черпак рассмеялся, и на скатерть брызнули кусочки мяса, отчего Черпак засмеялся сильнее. Придавил рот ладонью, с усилием прожевал и уже более разборчиво спросил:
– Помочь?
– Ешь, – отмахнулся Сивый. – Почти готово.
Взглянув на меня, Сивый добавил:
– Тут почти всё Черпак приготовил.
– Я! – отозвался Черпак, вновь набивая рот тушёнкой.
– И скатерть на кухне он откопал.
– Я!
– Там этих скатертей полно, – кивнул Череп.
– А чего в горошек? – спросил Фара.
Черпак ответил что-то неразборчивое и опять затрясся в смехе. Ему в ответ засмеялись остальные. Все, кроме меня и Сивого.
Подумать только… Он выманил со «Зверя» всю мелочь! Будто вербовал лазутчиков и нарочно выбирал кого пожиже. Нет, ну правда! Одни шибздики.
Крот круглые сутки лазал в топливном отделении – в тонюсеньких прозорах под днищем и над крышкой резервуаров. Проверял датчики, щупал шланги, их соединения, устранял протечки. Иногда в жару засыпал там, и не докричишься, так глубоко он забирался во внутренности «Зверя». Фара ходил в поисковом отряде, но таскать хануриков ему не поручали. Он лишь выколупывал жетоны и вёл букварь. Такой задохлик, что гружёную телегу ни в жизнь не сдвинет с места. Уйдёшь на километр-другой дальше обычного, и Фара сразу ноет, трясётся на щуплых ногах.
Черпак, конечно, в хозяйственном отделении ворочал посудины, а тоже вырос хилый. Когда надо, за него тяжести тягал Леший, не зря же они работали в одном отряде. А если Леший учапал в город, на выручку Черпаку спускались Шпала или Калибр. Сам он не всегда справлялся. И Череп туда же. Дрищ, каких ещё поискать. Только и мог, что ковыряться в остывшей печи, выскребать кости и забрасывать их в дробилку. А ведь Сивый и Сыча пригласил! Очередной недовесок, хоть и покрепче. Зато с мозгами. Он бы и заправлял в жёлтом отряде завербованных дрищей! Вот я и говорю: готовые лазутчики! Или диверсанты. В зад генералу проберутся, он и не почувствует.
Я в общую картину не вписывался. Из меня лазутчик как из танка дирижабль. Значит, на мой счёту Сивого были особые планы. Ну ничего. Я согласился подождать, пока он доберётся до сути, а пока принялся за рагу. Оно было погуще того, праздничного. И сосисок в нём лежало побольше. Я и не заметил, как умял первую порцию. Рука сама потянулась за второй.
Череп прикончил тушёнку, обшкрябал стенки консервной банки, залил в неё кипяток из алюминиевого чайника, взболтнул, выпил без остатка и, срыгнув, швырнул банку себе за спину. Ударившись о фанерный щит, она упала на тёмные половые доски. Череп протянул руку к следующим консервам, но вдруг покосился на Сивого и после секундного замешательства метнулся со стула за выброшенной банкой. Встал с ней под окном и не знал, куда её приткнуть.
Сивый, сообразив, в чём дело, рассмеялся.
– Да брось как было, не дёргайся, – сказал он, помешивая содержимое котла. – Квартира ничейная. Кто зашёл, того и квартира. И мы сюда не вернёмся.
Череп опять швырнул банку и поторопился обратно за стол.
Сивый выключил конфорку, перетянул её с котелком на скатерть и сел рядом с Фарой. В жёлтом свете поискового фонаря, окутанные паром, все сосредоточились на еде. Жевали молча. Никто не хихикал, не трепался. Только успевал подтягивать к себе банку или картонную миску. От перетянутой миски на скатерти размазывалась жирная полоса.
Каждый налегал на что-то своё. Пробовал всякое, однако неизменно возвращался к тому, что любил больше прочего. Крот уплетал овощные консервы, Черпак – рыбные. Я не отрывался от рагу. Рискнул взять сушёную воблу, но чуть не подавился. Мерзкая она. Не зря я всегда протестовал против воблы. Череп глушил тушёнку, а Фара поклевал тут и там из разных мисок, заглянул в котелок к Сивому и принялся за консервированные ананасы. Столько их проглотил, что целое ананасовое дерево в себя засунул. Ну или где они растут. На дереве, наверное. Хотя, судя по этикетке, они перистой ботвой пробиваются из грядок, чтобы их за эту ботву выдёргивали, когда созреют. Значит, проглотил целую грядку.
Первым закончился хлеб. Его, собственно, было мало, но, сколько было, всё ушло в первую очередь. Потом закончились ананасы, и Фара переключился на мешок с сухофруктами. Они водились и на «Звере» – из сухофруктов Черпак варил компот, – однако, поковырявшись, Фара обнаружил непривычно много чернослива, откопал грецкие орехи и уже не отрывался от мешка, пока его силой не отобрал Череп. От Черепа мешок пошёл по рукам. Я подумал, что чернослив похож на ухо обгорелого мертвеца, и как-то не захотел его брать, а очищенный грецкий орех… Ну, вам точно не захочется узнать, на что он похож. В любом случае, от орехов я тоже отказался.