Зверь

—        Защита обращает внимание свидетельницы, — сказал Виктор Дельо,— что у нее нет права квалифици­ровать обвиняемого таким позорным словом, пока не вынесен приговор.

—     Мадам, вы вначале сказали суду,— заметил пред­седатель Легри,— что для вас невозможно иметь какое- либо мнение о вашем зяте. Это заявление расходится с тем, что вы говорите о нем теперь.

—       Когда он был маленьким, господин председатель, Жак, должно быть, не был плохим ребенком... дети — они не злые... Хотя он всегда был резким; единствен­ный, кто мог его успокоить, была моя Соланж. Еще бы! Она знала, как к нему подойти! Очень просто — она делала с ним все, что хотела.

—      Это заставляет предположить, — заметил Виктор Дельо,— что, выходя за него замуж, она отдавала себе отчет о последствиях?

—      Если Соланж вышла замуж за этого несчастного, так я вам скажу — это по вине мсье Роделека, который считал, что ни у кого нет права помешать жениться ущербному. Я же утверждаю обратное. Такие люди не должны размножаться!

—    У них не было детей! — вставил адвокат Жака.

—     К счастью! Что бы из этого вышло! — восклик­нула Мелани.

—     Ваша дочь рассказывала вам о своих отношениях с мужем? — спросил генеральный адвокат Бертье.

—     Нет. Я никогда не могла от нее добиться ни сло­ва об этих делах. Когда подумаю, что моя Соланж... Не хочу об этом говорить, у меня заходится сердце!

—     Мадам Дюваль, считаете ли вы, что родители ва­шего зятя были хорошими родителями по отношению к их несчастному сыну в те годы, которые вы прожили на улице Кардине?— спросил председатель.

—     Были ли они хорошими родителями... Это трудно сказать. Ребенок ни в чем не нуждался, это надо при­знать. Но что касается привязанности — ее было не слишком много. Если бы у Жака не было Соланж! Доб­рая душа! Золотое сердце! Она пожертвовала собой!

—      Семья Вотье, так же как и вы, не хотела этого брака?

—      Да, они его не хотели. Надо поставить себя на их место — им совсем не льстило, что дочь их бывшей служанки входит в семью и будет носить их имя. За время, что я служу в буржуазных семьях, я научилась их понимать — больших эгоистов трудно себе предста­вить. Они думают только о деньгах.

—      Тогда кто же хотел этого брака? — настаивал председатель.

—     Я вам повторяю, господин председатель, это мсье Роделек.

—      Но вы же не станете пытаться убедить суд, ма­дам, что уважаемый представитель братства Святого Гавриила, руководитель учреждения, где воспитывают слепоглухонемых от рождения, превратил свой институт в матримониальную контору!

—      Я этого не говорю, господин председатель, но вы не хотите понять, что слепоглухонемые от рождения, воспитанные мсье Роделеком до Жака, оставались не­женатыми. И тогда он захотел провести эксперимент со своим новым учеником — он заметил, когда был на ули­це Кардине, что Соланж была нежна с Жаком... И, хит­рый, он использовал это чувство девочки. Когда он нас вызвал в Санак под тем предлогом, что даст нам рабо­ту, он имел в виду совсем другие цели. Соланж и я — мы верили этому старому человеку в сутане и ни о чем не догадывались. Вы поймите меня: я уверена, что он околдовал мою дочь.

—     Мадам, вам следует выбирать выражения. Члены братства Святого Гавриила доказали преданность делу и продемонстрировали знания, к которым нельзя отно­ситься без почтения.

—      Ну да, — продолжала женщина, — они говорят о преданности, а сами обделывают свои дела! Посмотри­те на результат: кончается тем, что их ученики оказыва­ются под судом.

—     Короче, мадам, вы считаете, что брак совершился против вашей и семьи Вотье воли?

—     Совершенно верно, господин председатель.

—      И вы совершенно не допускаете, что ваша дочь Соланж действительно могла быть влюблена в того, за кого она вышла замуж?

—    Я повторяю вам: она пожертвовала собой!

—        Суд благодарит вас, мадам Дюваль. Можете быть свободны. Пригласите декана филологического фа­культета из Тулузы господина Марнея.

—       Господин декан, суд хотел бы услышать ваше мнение об интеллектуальных способностях обвиняемого.