Зверь

В тот момент я был так ошарашен этим объяснени­ем, что не произнес ни слова. По дороге в главное зда­ние института я шепотом спросил Соланж Дюваль: «За­чем вы выдумали эту историю, а не сказали правду?» Она тогда мне ответила: «Умоляю вас, Жан, говорите то же, что я. Зачем навлекать бесполезные неприятно­сти на бедного Жака, который был в ненормальном со­стоянии?» Я не нашелся, что ответить, и подумал, что в конце концов Соланж, может быть, права. Потеря домика не была таким уж непоправимым делом, и ни­кто не пострадал. Я направился прямо в комнату Жака и с удивлением обнаружил его в постели, он притво­рялся спящим. Только там, уже лежа в постели, я за­думался о событии, невольным участником которого стал и которое могло закончиться трагически. Мои вы­воды были простыми и ясными: несмотря на свой юный возраст, Жак увлек девушку в затерявшийся в глубине парка домик, чтобы попытаться овладеть ею. Мое не­ожиданное появление помешало ему. В приступе вне­запной ярости он попытался меня оглушить, и именно он, а не Соланж, нарочно смахнул со стола лампу. По­чувствовав по запаху, что начинался пожар, он бро­сился вон и запер нас с Соланж, чтобы мы сгорели за­живо. Получается, что ровно за десять лет до того, как совершилось преступление на «Грассе», он уже пытался погубить двух человек.

Раздался хриплый нечеловеческий крик, от которого у присутствующих пошел мороз по коже. Слепоглухо­немой поднялся со скамьи — несколько секунд он по­трясал в воздухе своими чудовищными кулаками, затем вяло осел на свое место между двумя жандармами.

—      Обвиняемый хочет что-то сказать? — спросил у переводчика председатель.

Пальцы переводчика быстро забегали по фалангам Жака Вотье, и через несколько секунд он сказал:

—     Нет, господин председатель, он не говорит ниче­го.

—      Инцидент исчерпан,— объявил председатель, за­тем спросил у свидетеля: — Вы хотите еще что-нибудь добавить?

Но свидетель молчал, держась руками за барьер: казалось, он оцепенел от крика, который только что слышал. Зал тревожно молчал. Тишину нарушил Вик­тор Дельо:

—      Свидетель — он нам сказал, что у него не было нужды зажигать керосиновую лампу, и это понятно! — может сказать суду, кто же зажег эту злополучную лампу?

—        Соланж Дюваль. Спустя два дня она призна­лась мне, что на нее вдруг нашел страх при мысли, что она может оказаться в темноте вдвоем с Жаком Вотье.

—      Каким образом свидетель может с уверенностью утверждать, — продолжал Виктор Дельо, — что Жак Вотье сбросил со стола лампу нарочно, чтобы устроить пожар?

—       Потому что Соланж Дюваль тоже мне об этом сказала на другой день. Впрочем, она объяснила этот безумный жест приступом ярости, для него необычным.

—       И вы не подумали о том,— продолжал старый адвокат, — что Соланж Дюваль пыталась скрыть вину Жака потому, что, может быть, она его любила?

—      Я подумал, что у нее была просто жалость к не­му, к его душевной угнетенности. Впрочем, считаю, что сказал все, что знал. Больше я не буду отвечать ни на один вопрос.

—      Прежде чем свидетель удалится, — заявил гене­ральный адвокат Бертье,— хочу привлечь внимание гос­под присяжных к только что прозвучавшим показаниям чрезвычайной важности. С большой взвешенностью в суждениях — это придает значимость его показаниям, и это следует отметить особо,— мсье Жан Дони открыл нам, что подсудимый уже десять лет назад был спосо­бен на двойное убийство в припадке ярости. После по­казаний мсье Дони становится более понятной та злоба, с которой Жак Вотье расправился с Джоном Беллом в каюте «Грасса». В момент, когда завершается опрос свидетелей, приглашенных обвинением, я еще раз при­зываю господ присяжных не упускать из виду того фак­та, что не следует доверяться внешнему спокойствию Вотье, которое он сохраняет с самого начала процесса. Все продумано, все рассчитано в его поведении: чем больше будет казаться, что он не понимает происходя­щего, что он только бесчувственный зверь, тем больше у него шансов на снисходительное отношение со сторо­ны присяжных.

—        Суд вас благодарит, — обратился к свидетелю председатель.— Можете быть свободны.

Когда свидетель удалился, он добавил:

—        Объявляется перерыв. Слушание продолжится через пятнадцать минут и начнется с выступления пер­вого свидетеля со стороны защиты.

Когда суд удалился, в зале снова началось гудение. Мэтр Вуарен казался довольным. Виктор Дельо разго­варивал с переводчиком. Многим хотелось бы расслы­шать слова, которые старый адвокат произносил впол­голоса.

—     За исключением недавнего инцидента,— спраши­вал он у директора института с улицы Сен-Жак, — ког­да мой клиент с криком поднялся с места, выражал ли он еще каким-нибудь образом нетерпение или недо­вольство— вы не обратили на это внимание, когда пе­реводили ему показания свидетелей?

—     Нет. Он оставался совершенно спокойным — у не­го даже не дрожали руки.

—     Он у вас спрашивал о чем-нибудь?

—      Нет. Он только фиксировал без малейших заме­чаний все, что я ему говорил.